Казино (сборник)

Ирина тоже могла бы выйти в середину круга и задергаться в современном ритме включенного робота. Но на что это было бы похоже?

Нет. Не надо ни за кого прятаться, тем более за чужих и посторонних мужчин. Надо как-то с достоинством выплывать из этой реки страданий. Или тонуть.

Ирина вернулась домой. Вошла в комнату матери. Ясно, спокойно сказала:

– Мама, я не могу жить. И не буду.

– Можешь, – сказала Лидия Георгиевна. – Будешь.

Изо всех Христовых заповедей самой трудной оказалась «смири гордыню».

«Не укради» – легко. Гораздо труднее – украсть. «Не убий» – и того легче. Ирина не могла убить даже гусеницу. «Не лжесвидетельствуй» – тоже доступно. А вот «смири гордыню», пригни голову своему «я», выпусти в форточку свою женскую суть... И при этом – не возненавидь... Ненависть сушит душу до песка, а на песке ничего не растет... Даже репей...

Ирина перестала ходить в общественные места: на концерты, в театры. Раньше входила в зал под руку с Месяцевым – и этим все сказано. А сейчас – входит в зал, видит полный партер народу, где она никому не нужна. И никто не нужен ей.

Однажды в подземном переходе встретила Музу Савель-еву. Прошла мимо. Муза позвала. Ирина не обернулась. Прошлая жизнь осталась где-то на другом берегу, и не хотелось ступать на тот берег даже ненадолго. Даже в полноги.

Недавно зашла в универмаг и увидела себя в большом зеркале с головы до ног. В длинной дорогой шубе она походила на медведя-шатуна, которого потревожили в спячке. И теперь он ходит по лесу обалделый, не понимающий: как жить? Чем питаться? И вообще – что происходит?

Алик летел высоко над землей. Жуть и восторг. Впереди гора. Надвигается. Сейчас врежется... Но обогнул. Пролетел мимо. Очень близко увидел бок горы – как гигантская корка хлеба.

– Хорошо было? – спросил Андрей издалека.

Алик увидел себя в бабкиной комнате.

– Надо где-то баксы достать, – сказал Андрей.

Они вышли из дома и куда-то поехали. Алик больше не летал, но был непривычно легким, расслабленным. Они без труда перемещались по Москве, покрывали большие расстояния. Оказывались то тут, то там. В том числе оказались на Таганке, возле новой квартиры отца. Дверь открыла Люля.

– Отец дома? – спросил Алик.

– Игорь Николаевич? – уточнила Люля. – Проходи.

Алик прошел, а Андрей остался на лестнице. Спустился на полмарша вниз и стал ждать.

– Слушай, а ты чего за старика вышла? – доверительно спросил Алик. – Хочешь, я тебя трахну?

– Не хочу, – спокойно сказала Люля.

– Почему?

– Ты мне не нравишься. Поэтому.

Вышел отец и сказал одно слово:

– Вон...

Алик попятился и ударился о косяк двери. Поморщился. Почесал плечо.

– Вон, кому говорят, – повторил отец.

– Уйду, уйду, – не обиделся Алик. – Дай мне денег. Последний раз.

– Ничего я тебе не дам, – сказал Месяцев и добавил: – Скотина.

– На день рождения позвали, – объяснил Алик. – Надо подарок купить.

– Иди работать, будут деньги, – сказал отец. – Ступай вон.

Алик стоял на месте.

– Ты не расслышал? – спросила Люля.

– Уйду, черт с вами, – беззлобно сказал Алик. – Где бы денег взять? Дай в долг. Я отдам.

– Научишься себя вести, тогда приходи, – сказала Люля.

Алик ушел озадаченный.

– Ну как? – спросил Андрей.

– Никак, – ответил Алик. – Не понимаю, зачем старому человеку деньги? Деньги нужны молодым.

Алик и Андрей пешком пошли до Красной площади. Вся площадь была до краев набита людьми. Выступала какая-то крутая группа. Музыка, усиленная динамиками, наполняла пространство до самого неба. Ритм соединял людей и пространство в одно целое. Все скакали, выкидывая над головой кулак с двумя выдвинутыми вперед пальцами. Получался сатанинский знак. Вся площадь в основном состояла из молодежи, которая скакала, как на шабаше.

Алик и Андрей тоже выкинули над головой сатанинский знак и стали скакать. Алику казалось, что он зависает. И если подпрыгнуть повыше, то полетит. Жуть и восторг. Они заряжались от толпы и сами заряжали. Как в совместной молитве, но наоборот. В молитве человек просит, а здесь берет, не спрашивая. Здесь все можно, здесь ты хозяин, а не раб. Можешь брать у жизни все что хочешь и пробовать ее на зуб, эту жизнь.

Денег хватило на бутылку водки и триста граммов колбасы. «Колеса» были.

Андрей размешал «колеса» в стакане.

– Это что? – спросил Алик.

– Циклодол. При Паркинсоне прописывают. Я у дяди Левы украл.

Алику было плевать на дядю Леву с Паркинсоном. Он спросил:

– А что будет?

– Ничего. Он еще себе купит. У него рецепт есть, а у меня нет.

– Я не про дядю Леву. Я про нас.

– Глюки. Посмотрим.

Андрей размешал еще раз. Они хлебнули. Стали ждать.

Появились какие-то блоки из пенопласта. Из них составлялся космический корабль. Как в детском конструкторе.

– Ну как? – спросил Андрей.

– Скучно. Давай водки добавим.

Налили водки. Сделали по глотку.

Космический корабль стронулся с места и мерзко задребезжал. Скорость нарастала, дребезг усиливался. Потом взрыв. Треск и пламя. Загорелась голова.

Алик дошел до телефона. Снял трубку. Набрал номер. Позвал:

– Мама...

И упал.

Трубка раскачивалась над остановившимися глазами. И оттуда, как позывные, доносился голос матери:

– Алё... Алё...