Казино смерти

Уже в кромешной темноте я протянул руку, нащупал первый из выступающих из стены упоров (на такие, только диаметром поменьше, в иных общественных туалетах вешают рулоны туалетной бумаги). Сжал его правой рукой, на пару мгновений замер, с тоской вспоминая гриль, сковороду, нержавеющую емкость с кипящим маслом для жарки картофеля фри, затем уцепился за второй упор левой рукой и покинул лестницу.

На мгновение повис на руках, обхватив упоры потными пальцами и ладонями, мысками перебирая по стенке в поисках опор для ног. Нашел их, когда уже подумал, что никогда не найду.

После того как расстался с лестницей, в голову пришла мысль, что я совершил глупость.

Крыша кабины лифта находилась в подвале, тринадцатью этажами ниже. Тринадцать этажей — падение долгое при любом освещении, но перспектива лететь в кромешной тьме повергла меня в дикий ужас.

Страховочного троса у меня не было, ничто, кроме потных ладоней, не связывало меня с упорами. И парашют я с собой не захватил. Так что обрек себя на свободный полет.

Впрочем, в рюкзаке лежали бумажные салфетки, пара шоколадных батончиков с изюмом и кокосовой начинкой и упаковка влажных салфеток с лимонной отдушкой. Я мог только похвалить себя за предусмотрительность.

Шлепнувшись на крышу лифта, находящуюся тринадцатью этажами ниже, я по крайней мере мог высморкаться, перекусить напоследок и вытереть липкие пальцы, то есть умереть без соплей на верхней губе и с чистыми руками.

Однако к тому времени, когда я сначала ухватился одной рукой за дверную коробку, поставил одну ногу на порог и перебрался в нишу для лифтов, мысли эти уже выскочили из головы, точнее, их выгнал оттуда психический магнетизм, который с огромной силой потянул меня в коридор.

Но мне пришлось постоять, привалившись к стене, отделявшей меня от черноты лифтовой шахты, дожидаясь, пока ладони перестанут потеть, а сердце — бухать, как паровой молот. Я то сжимал, то разжимал пальцы левой руки, чтобы справиться с легкой судорогой в бицепсе.

Если лифтовая ниша пряталась в тени, то справа и слева от меня с обеих стен в коридор вливался грязновато-серый свет.

Голосов я не слышал. А судя по телефонным разговорам с этой загадочной женщиной, поболтать она любила. Ей нравился собственный голос.

Я осторожно подошел к боковой стене ниши и выглянул из-за угла. Увидел длинный пустынный коридор. Свет попадал в него из открытых дверей номеров, как я и предполагал.

В силу L-образной конфигурации отеля, в каждом конце главного коридора перпендикулярно ему располагались более короткие коридоры, также с номерами. Охраняемые лестницы аварийной эвакуации, по которым я подниматься не стал, находились в этих крыльях.

Нормальному человеку, оказавшемуся в моем положении, пришлось бы выбирать, куда идти — направо или налево. Тот же вопрос встал бы перед ним и в ливневых тоннелях. Я же руководствовался шестым чувством и сразу повернул направо, к югу.

С фундамента до самого верхнего этажа отель построили из монолитного железобетона. Пожар был не столь интенсивным, чтобы повредить каркас здания, не говоря уж о том, чтобы разрушить его.

В газетах писали, что огонь поднимался вверх по технологическим желобам для скрытых в стенах трубопроводов и электропроводки. И только шестьдесят процентов этих желобов были оснащены автоматизированной системой пожаротушения в полном соответствии с требованиями противопожарной безопасности, четко прописанными в проектной документации.

В результате некоторые этажи полностью выгорели, а другие остались практически не тронутыми огнем.

Двенадцатый этаж затянуло дымом и залило водой, но ничего здесь не обгорело, не обуглилось. Ковер покрывали копоть и грязь, обои в водяных разводах во многих местах отклеились, несколько стеклянных плафонов, которые висели под потолком, разбились, так что идти приходилось с осторожностью, чтобы не проткнуть подошву острым осколком.

Один из стервятников Мохаве залетел через разбитое окно и не смог найти выход. Птица металась по коридору, пока не сломала крыло, ударившись о стену или дверную коробку. И теперь обезвоженный труп, превратившийся в сухом горячем воздухе пустыни практически в мумию, лежал посреди коридора.

Я осторожно передвигался от одной открытой двери к другой, оглядывая каждую комнату с порога. Все пустовали.

При землетрясении мебель сдвинуло с места, сместило в один угол, что-то перевернуло. Дым, сажа и вода нанесли мебели непоправимый урон, теперь ее могли отправить только на свалку. За разбитыми или более-менее чистыми окнами я видел грозовое небо. Свободной от облаков оставалась лишь южная часть небосвода, которая с каждой минутой уменьшалась в размерах.

Закрытые двери меня не волновали. Скрип заржавевшей ручки или петель предупредил бы меня, если бы кто-либо попытался открыть одну из них изнутри. Кроме того, они не были ни белыми, ни филенчатыми, а только за такой дверью меня могла поджидать смерть.