Казнь

– Я, госпожа моя, перед Провидением должник, – серьезно сказал лавочник. – Так и быть, принял бы вас на постой… Задаром почти, так, за отработку… Провидение учит отчаявшихся – утешать, бездомных – привечать, беременных – оберегать… Байстрюка вашего в хороший приют отдадим. Ну, пошли, – и он взял Ирену за запястье.

Возможно, его руки вовсе не были липкими. Возможно, Ирене показалось.

– Отпустите! – она рванулась.

– Ну-ну, милая… Правду ведь я сказал? Видно, что правду… Провидение учит – ежели кто добра своего не понимает, так наставлять деликатно либо в тайне добро делать… А в тайне не получается. Идем, глупая, накормлю хоть тебя, а то щеки, гляди, втянулись, брюхатым жрать-то за двоих полагается…

Она рванулась, чуть не сдирая с запястья кожу. Рука лавочника сжалась сильнее, причиняя уже нешуточную боль:

– Не дергайся, кому говорят? Спасибо потом скажешь… А то гляди, спросит с тебя Провидение – за неблагодарность…

От боли Ирена ослабела. Хотела крикнуть – «Анджей», но голоса не было. Ноги уже покорно волочились вслед за деловитым лавочником, а что, а ничего страшного, не стража, не палач и не тюрьма, может быть, стоит задуматься о…

– Отпусти ее.

Сказано было негромко, тускло, без выражения, но пальцы лавочника мгновенно разжались.

Ирена всхлипнула.

Рядом, в двух шагах, топтались в пыли мохнатые конские копыта.

Она подняла голову.

Молодой аристократ стоял, удерживая лошадь под уздцы. Лицо его больше не было сосредоточенным – злым оно было, холодным и яростным, и лавочник попятился под тяжелым взглядом.

– Чего ты прицепился к женщине?

– Добра желал, – неприязненно отозвался лавочник. – Добра… хотя, по мне – пусть пропадает вместе с байстрюком своим!

Красноречиво плюнул в пыль. Резко повернулся и пошел прочь.

– МОДЕЛЬ, – пробормотала Ирена, сдерживая слезы.

Юноша нахмурился:

– Что?

Ирена посмотрела ему в глаза.

Белые ниточки бровей, изогнутых, как значок «тильда» на клавиатуре компьютера. Рот прямой, как тире…

– Зачем вы растоптали… там, на перекрестке, зачем вы растоптали товар? ЗАЧЕМ?

Юноша болезненно поморщился.

Вокруг ворочался сочиненный Анджеем город. Стучал колесами и башмаками, бранился и пел, звенел молотками, толкался, торговал…

– Я БЕСКОРЫСТНЫЙ, госпожа. Обет давал… Не обессудьте.

Глава десятая

* * *

Его имя было Ректоноор, что в переводе с ныне забытого языка означает «внезапное счастье». Внезапное, потому что родителям его на момент зачатия было лет по четырнадцать. Тем не менее они уже были законными мужем и женой, и старший сын некоторое время был гордостью и предметом похвальбы…

Рек стоял у гостиничного окна, и вечерний свет, проникая сквозь цветные стекла, причудливо ложился на его бледные щеки . Ирена расположилась на козетке, той самой, которая так нравилось без вести пропавшему Семиролю. Сидела и слушала.

…Когда ему, в свою очередь, исполнилось четырнадцать лет, он сообщил родителям о своем намерении воспротивиться Провидению. За что был сперва бит плетьми, а потом проклят, а потом прощен, а потом снова проклят, лишен наследства и изгнан. Говорят, спустя несколько лет отец одумался и даже посылал гонцов на поиски странствующего сына – но куда там…

Собор Бескорыстных инициировал Река и положил ему имя Ос, что на том же забытом наречии означает Шиповник. С тех пор он, как бы ни было трудно, старается следовать обету Равновесия. То есть совершать добрые дела ради добра, а не ради вознаграждения. Отказываться от милости Провидения, вызывая его гнев и неся наказание…

Ирена слушала и ощущала, как понемногу пухнет голова.

Ох, как бранились те торговки на перекрестке… «Бескорыстный, сука бескорыстная…»

– Рек, а вам их не жалко? Тех теток?

Он сжал губы так, что они почти совсем пропали с лица. Резко проступили складки в уголках рта; Ирена сообразила вдруг, что он вовсе не такой уж молоденький мальчик. Просто тип лица такой – юношеский, легкий, такие мужчины до пятидесяти кажутся подростками, а потом – сразу же стариками…

А Рек, пожалуй, ровесник ей. Как ни странно…

– Провидение невозможно обмануть, госпожа Ирена. ЗЛО должно быть именно злом. Дабы наказание за него было настоящим, способным пересилить… награду за ДОБРО.

Катящаяся бочка… Лепешка осталась бы от старухи, и разлитое вино перемешалось бы с кровью…

Ирена бездумно потрогала свой собственный живот.

– Очень хорошо, – сказала она механически.

Солнце последний раз отразилось в окнах напротив – и ушло, по-видимому, за крыши, за флюгера. В полумраке лицо Река-Шиповника белело, будто посыпанное мукой.

– Рек, я похожа на сумасшедшую?

Он помолчал.

– Нет, госпожа Ирена. Вы похожи на человека, который…

Он запнулся.

– «Нуждается в помощи»? – голос ее насмешливо дрогнул. Она вспомнила давешнего лавочника.

– Торговцы, – пробормотал ее собеседник с непередаваемой интонацией. Вероятно, то была крайняя степень презрения.