Казнь и козни дочери смерти (СИ)

Отбросив мысли о короле прочь, Делия погладила мышь.

— Глупый ноан, не обижайся, но твой план ненадежен. Ты далек от понимания людей. Ты не смог победить короля, потому что он, по всей видимости, не показал тебе своих страхов. С чего ты решил, что среди людей мало таких же, как он?

«Возможно, если поглощу тебя, то смогу стать сильным».

— Ты забываешься, дурачок. Хочешь съесть меня, но сейчас ты в теле, которое под силу поглотить как раз-таки мне. Достаточно было принести к тебе тело кролика, если бы ты его захватил, я бы тебя тут же с приправками съела. Знаешь, почему ты мышь? — Дели злорадствовала. — Люди не едят мышей, но кто знает, какую форму ты обретешь в будущем? Курицу? Овцу? Зайца? В поселениях людей нет существ, которых было полно в лесах. Твой предел — это лошадь, но даже ее люди едят. Давай же, сбеги и стань моим завтраком, обедом, а может и ужином.

Усики мыши задергались.

«Ты… Ты кровожадный ребенок!»

— Хе-хе, завидуешь? Так знай же, жестокость и кровожадность тоже одни из сторон человека. Нам приходится взращивать их годами, так что не обольщайся.

Дух поднял голову и уткнулся в ладонь странного, на свой взгляд, человека.

«Расскажи еще про людей, хочу узнать больше».

Дели задумалась, гладя щетинистый загривок ноана. Он был интересным созданием, волевым и бесстрашным. К тому же, он столетия искал способ бросить вызов неведанной силе, которой должен был поклонятся… Делия чувствовала нечто родственное с этим ноаном, потому сразу же поняла, что он нужен ей. Этот ноан и правда нужен дочери смерти!

— Заключи со мной клятву, точнее, договор в форме клятвы, — она решительно поднялась из-за стола. — Зачем тебе расти в теле ребенка и рисковать быть раскрытым, если ты можешь вырасти вместе с ребенком? Да еще и таким особенным!

Делия засмеялась громче, чем раньше, но тут же опомнилась и прикрыла рот ладошкой, оглядевшись по сторонам. Уже утро, следует вести себя тише.

— Кстати, ты не против, если я буду называть тебя Ноа? — прошептала она, убрав руку с губ.

***

Испокон веков ноаны рождались на местах всплеска сил — на полях ожесточенных сражений сильных существ. Как и прокорам, им было чуждо чувство тепла и желание обзавестись стаей, но в отличие от диких, голодных и поглощающих жизни без разбора существ, ноаны охотились только на сильных.

Когда Ноа появился на свет, он знал только одно — он ничто, он лишь крупица чужой силы, он само воплощение пустоты. Не имея формы и цвета, вкуса и запаха, от рождения он обрел лишь желание поглощать. Как и капля не ощущает себя отдельной от течения моря, так и ноан вечно чувствует, что он окружен другими ноанами. Как и капля, падающая с грозовых туч, отчетливо чувствует привкус падения и полной свободы, так и ноан желает освободиться от гнета порождающей его силы и стать чем-то новым, великим, чем-то, что способно поглотить ту самую силу, что его создала.

Что для этого следует сделать?

Ответ приходил на ум тут же, как его задаешь. Нужно поглотить силы других и заставить их подчиниться воле маленькой капли. Ноану хочется подчинить себе море и заставить его почувствовать, как оно беспомощно перед одной жалкой каплей, что однажды покинула его берега.

Ноа начал с основ: когда он обрел частицу сознания, то решил расширить свой разум. Он начал охоту. Сначала это были маленькие животные — послушные и пушистые. За ними последовал разный хищник — с острым зубом и когтем. За ними шел черед тварей разных мастей: с чешуей или с несколькими хвостами, с параллельными рядами белых тонких зубов или крыльями, способными обнять просторы синего неба. Ноа ни в чем себя не обделял и ни в чем себе не отказывал, потому что море стоило этих усилий, и ему, маленькому ноану, следовало стать намного сильней, чтобы его поглотить.

Так прошел не один год и не одна пара столетий, наконец Ноа обрел свой последний сосуд — черного ящера. Клыки его были остры, как сотни мечей, хвост увивался шипами, полными яда, а крылья были плотными и массивными. Он казался неуязвим.

Спустя несколько сотен лет, заполучив это превосходное тело, он вернулся к «отцу» — к ноану, из-за боя которого он появился на свет. Тогда, отыскав его своим зорким глазом, он узрел истинный размер моря.

То было не море… В его глазах король выглядел лужей!

Сотворившая Ноа сила был всего лишь чуть больше капли. Ноа желал рассмеяться.

— И что может быть в тебе страшного? Почему я не пришел к тебе раньше, лет эдак двести назад? — кричал Ноа «отцу». — Скажи, разве ты не должен был стать сильнее за все то время, что меня не было? И как мне прикажешь тебя поглощать? Разве могу я поступить своей гордостью и разинуть пасть против такого жалкого тела?

Море молчало. Сосуд, из-за которого Ноа однажды явился на свет, не любил разговоров. Пустой треп, из которого можно узнать слабости жертвы, был ни к чему. Страхи других находятся в глубине, ведь темнота глубины, а не размеры краев берега моря — вот что страшит входящего в воду.

— Ты глух? Или слеп? Как ты можешь не трястись, находясь подо мной? — Ноа был в бешенстве.