Мир снова начал обращаться в черную жидкость, но Делия так и стояла на месте, в глубине темноты. Даже когда появились новые двери, она к ним не торопилась. Розанна сделала это нарочно? Спрятала свое сердце, когда узнала, когда и каким образом однажды умрет? Эта храбрая и сильная женщина отдала себя в руки судьбы? Почему она перестала бороться?
В голове дочери смерти завертелось множество мыслей: Розанна узнала о смерти еще в пятнадцать, но она не знала деталей будущего, потому в ее жизни однажды появился Ивтеил… Нет, Ремеус! Когда именно она повстречала его — неизвестно, но он, как оказалось невознесенное божество, неким образом вошел в ее жизнь между пятнадцатым и восемнадцатым годом жизни — сроком, когда Аллан Тимей просил руку и сердце жены.
Почему в жизни Розанны было так много богов: Аммония, Ремеус, Фебруус? Был ли кто-то еще?
Делия утерла глаза, слегка увлажненные слезами, и пошла дальше. На удивление чем больше фрагментов прошлого она видела, тем больше притуплялась боль в голове. Неужели все и правда вставало на место?
Она зашла в новую дверь, мир снова окрасился белым. Посреди комнаты все так же стояла арфа, а за ней восседала седовласая, но молодая богиня. Розанна по сравнению с Аммонией теперь выглядела чуть старше, а ее пышущие огнем и желанием жить глаза померкли, лицо казалось бесстрастным.
— Расскажи больше о моих детях, — без былого запала просила Розанна. — Ремеус не может видеть будущее еще не рожденных детей.
— Ты хочешь узнать, какими они уродятся?
— Да, хочу знать, чего от них ждать.
Богиня рассмеялась, но теперь вместо трели колокольчика или звона монет ее в голосе слышалась сталь. Этот смех пронизывал и пугал, таким пустым и тревожащим он еще не был.
— Ждать от детей… Ты изменилась, Розанна. Даже когда я сказала тебе, что хоть ты и избежала участи стать дочерью смерти, твоему дитя так может не повести, твои чувства тогда были куда человечней. Помню, ты тогда испугалась, что бедному ребенку с первых дней придется во всем видеть смерть… А сейчас? Сейчас твои мысли не разобрать.
— Ивтеил мне все рассказал. Я в любом случае умру, когда это дитя пробудит силу ядра и сумеет слышать, как вы, богиня, просите ее кого-то спасти. Так к чему это все? Разве это неправильно, что я желаю знать, как мне стоит вести себя, чтобы мои дети стали достойными людьми и смогли выстоять в грядущей бойне. Меня с ними тогда не будет, им придется остаться самим по себе.
— Как ты к себе жестока, моя милая девочка. Я же говорила, что единственное твое спасение от смерти — это твое же дитя, твоя дочь. Она одна из немногих, кто может переписывать судьбы и завязывать концы нитей жизни. При должном желании она сможет и тебя уберечь. Ты, как-никак, ее мать.
— А чего ждать от сына?
— Мальчик будет миловидным и довольно смышленым. Пойдет этим в тебя.
— Ему достанется благословение?
— У мальчика будут задатки ядра мудрости, но развить он его не сумеет, если не сможет найти причину для этого. Зная тебя, ты, скорее всего, вмешаешься и отдашь ему ядро другого дитя.
— Путь отвержения, значит. Выходит, он все-таки пойдет не в меня.
— Но ты и сама знаешь, Розанна, пробуждение ядра никогда не бывает приятным. Ядро — признак высших страданий. Твои страдания от любознательности довели до встречи со мной. Разве не радует тебя то, что мальчик не станет так мучиться? В отличии от дочери он хотя бы избежит участи стать сыном смерти.
Услышав это, Делия обомлела и настолько крепко сжала руки в кулак, что ногти впились под кожу.
Мейтон! Он обрел благословение не по собственной воле? Она вспомнила, как бесцеремонно заявляла за столом пред отцом о благословении Мейтона… Тогда он знал, что у него его нет. Значит… Делия все испортила. Она собственными руками навязала ему жизнь сына богини мудрости.
— Страдания, как же? — Розанна усмехнулась. — Мои страдания ничто по сравнению с тем, через что пройдет Делия. Ей придется умереть, чтобы пробудить всю силу ядра. Моя смерть дарует мне освобождение, а ее смерть погрузит малышку в отчаяние. Она будет знать, что может что-то исправить, но при этом каждая смерть, которую она не спасет, будет висеть на ней грузом. Сравнимы ли эти страдания? При первой жизни ей придется вечно встречать на пути смерть и из-за этого быть одинокой, при второй она будет вечно пытаться их избежать и помнить о том, что ничего не исправила… Порочный круг.
Аммония слегка наклонила голову от удивления.
— Ох, милая, зря я начала тебя упрекать в бесчувственности. Ты уже дала ей имя… Делия, значит. Звучит очень красиво. И ты, конечно, права. Жизнь Делии будет сущим кошмаром, но потому я и хочу, чтобы этот ребенок рос в семье, знал любовь и понимал, ради чего нужна жизнь. Ядро перерождения связано не только со смертью, жизнь — вот ради чего рождаются люди. Ребенок смерти, как и любое другое дитя, должен желать жить, он должен уметь любить и проявлять сострадание. Такое дитя сумеет спасти всех от грядущей беды.