Лу Тенгру вздохнул. Тень накрыла его самого, и он наконец свернул её. Устал, а может, решил, что именно она виновата в его провале. Фео бы этому не удивился.
— Обсуждать что-либо ещё сейчас не вижу смысла. Варианты названы, а вы сами выбирайте из них. Я же останусь в городе и помогу вам, когда настанет час рока. Только сил моих недостаточно, чтобы отвести удар.
— Что же за враг такой нам грозит? — не выдержал Фео.
— Знание принесёт тебе боль, молодой человек, — ответил Лу Тенгру, пряча тень в рукав. — Те, кому предстоит встретиться с ним, поняли, о ком речь.
— Но для всех нас остаётся загадкой, как такое возможно, — сказал Гиддеон.
— Хотел бы и я знать наверняка. Боюсь, правда слишком страшна. Люди никогда не сталкивались с подлинным воплощением Тьмы. Тем, чтодосталось в наследство от древнего гения, решившего перекроить мир.
Фео было открыл рот, но Гиддеон перехватил инициативу:
— Мой сын проводит вас в вашу комнату, господин Лу Тенгру. Я же вернусь к Совету для принятия немедленного решения.
«Куда вести-то? В царские покои?» — не успел спросить Фео, а отец уже поклонился и ушел. Лу Тенгру молча проводил его взглядом.
«Наверное, в царские», — и тут мысль Фео резко прервали:
— Продолжай учиться, Феонгост. Быть может, дары человечества откроются тебе.
Фео чуть на пол не осел.
— Что?
— Капитан Ратибор сказал, что ты усердно занимаешься,— Лу Тенгру развернулся и так быстро пошел по коридору, что, казалось, никакой проводник ему не нужен.
Фео тоже поспешил, но уже в другую сторону. Не хотел попадаться на глаза Ратибору. Чувствовал, что предал друга. Может, тот и не расстроится, что магикорец-недоучка больше не будет навещать его жену, но Фео в душе понимал правду. Для Ратибора и Митчитрии этот город враждебен, и маленькая сделка Фео — ещё одно доказательство, что людей из столицы ненавидят. Нет, конечно, они поймут, ведь знают, что такое долг и обязанности.
«Почему я выбрал путь магикорца?!» — ядом разливалась мысль, и Фео, сев на лестницу, вытер слезу. Ему было всё равно, что думают те, кто видит его слабость.
Последних пострадавших уводили с площади красно-синие пятна, коими Фео виделись стражи из столицы. На сердце стало ещё горше.
— Что случилось, мальчик? Ты поранился? — один из стражей коснулся плеча Фео, но тот резко подался назад и стукнулся головой о ступени.
Полный боли вой, а следом вспышка — и вот уже Фео оказался внизу лестницы и бежит прочь от людей. Лишь дома, заперев дверь, он позволил себе отдышаться. Еле добравшись до кровати, он упал, не раздеваясь.
Ему снилось, как багровеет небо, и крошатся Пепельные горы. Гряда за грядой они становятся пылью, а ветер несет ядовитые пески пустыни Амалы на равнину Каталисиан. Всё живое спасается бегством, но кто может быть быстрее ветра? Земля и высь становятся едины. Фео пытается кричать, звать на помощь, но горло забивает пыль и песок. Тщетно пытается укрыться за стенами Цитадели Каталиса — её мозаичное великолепие осыпается так же, как горы. «Если бы я мог пролить на землю дождь!» — но погода была Фео неподвластна. «Если бы я мог возвести новые горы!» — но силы, данные Духом Земли, дремали. «Если бы Дар Жизни открылся мне!» — но ни увидеть, ни почувствовать Корни Древа Мира у Фео не получалось. Другие люди давно умерли. Красный песок хоронил их белые кости. Нет ничего, кроме бесполезной магикорской мощи, и Фео возвёл магический щит вокруг себя, безвольно наблюдая, как сам превращается в бархан. Песчаная могила поглотила Фео, и лишь тогда болезненный сон прервался.
В комнате стало слишком холодно для обычного летнего вечера южных широт. Фео поёжился и закрыл ставни. Закутался в одеяло, но и оно не спасало. Фео начал бродить из угла в угол.
За дверью слышались шаги Гиддеона, но Фео не решался выйти к отцу. Слишком многое произошло за сегодня, и разуму предстояло это переварить. Ещё и жуткий сон, как сорная трава, занял мысли Фео. Всё Лу Тенгру виноват, нашёл, что сказать незнакомому мальчишке! Много он понимает в человеческой природе? А Ратибор? Его-то кто просил говорить о Фео в такой день и час?
«Ничего, всё скоро станет неважно», — Фео остановился возле поникших онцидиумов и почувствовал, как внутри закипает стыд. О себе-то позаботился, а цветам каково в таком холоде?
Скрип двери заставил Фео вздрогнуть.
— У тебя не получится вечно прятаться. Пойдём, поговорим.
Гиддеон, не дожидаясь ответа, ушел. Фео колебался. Запахи, слышные из столовой, щекотали обоняние. Что может согреть лучше баранины, запечённой с ароматными травами? А как хорош гарнир из молодого картофеля… Пусть и из харчевни, что это меняет? Больше Фео не думал и, сбросив одеяло, поспешил в столовую.
Беседа долго не начиналась, будто каждый ждал первого шага от другого. Фео многое бы мог сказать, но слова не шли, ощущались пустыми или неоправданно тяжёлыми. Куда больше он старался сосредоточиться на еде и тепле, что она дарила. Подняв глаза на отца, он заметил, что Гиддеон сменил мантию на осеннюю.
— Погода испортилась, — сказал отец, зацепившись за взгляд Фео. — Редко в это время года бывает так холодно.