Казнь по кругу

…Сам прибыл через полчаса. Его могучий джип «гранд-чероки» ворвался на территорию склада и замер в двух метрах от сидевших на земле Нефедова и Демидова. Щелкнула дверца, и только тогда они подняли головы.

— Целы? — по должности полюбопытствовал генерал.

— Вроде, — равнодушно ответил Демидов.

— Я нашего врача привез, — сообщил Сам, наблюдая, как из высокого автомобиля выбирается субтильный субъект с врачебной сумкой.

— Он больше по покойникам, — сказал Нефедов.

— И по полуживым, — не согласился генерал. — Встать можете?

— Мы и спляшем, если надо, — ответил неугомонный Нефедов и поднялся с видимым трудом. Встал и Демидов. Его шатало.

Врач подошел к нему, заглянул в глаза, потрепал ладошкой по щеке, не отрывая взгляда от демидовских точечных зрачков, и уверенно сообщил начальству:

— Шок. Глубокий шок.

— Что, и трогать их нельзя? — спросил генерал.

— Да Бога ради. Трогайте, пинайте, на голову ставьте — результат будет один: нулевая реакция. На все.

— А если я тебе, лепила, сейчас нос откушу, это тоже будет нулевая реакция на все? — яростно полюбопытствовал Нефедов.

— Вот у него, — врач указал пальцем на Нефедова, но обратился к Самому, — иная шоковая ипостась: моторная реакция. Он часов пять из угла в угол беспрерывно метаться будет.

— Здесь нет углов, — осадил болтливого медика генерал и позвал: — Демидов!

— Слушаю вас, Валерий Дмитриевич, — покорно откликнулся Демидов.

— Что-нибудь соображаешь?

— Соображаю.

— Понимаешь, что здесь произошло?

— Понимаю.

— Тогда пошли, — Сам взял Демидова под руку, а Нефедова толкнул в спину, давая направление.

Втроем подошли к опустившейся метра на полтора площадке — в кривых бетонных обломках, в щетине железной арматуры, в перевернутой земле, в мелкой каменной осыпи. И малозаметных небольших красных пятнах.

— Кровь. Это кровь, — тихо догадался Нефедов.

— Это не кровь, — сказал генерал. — Это — Жора Сырцов.

Нефедов шатко развернулся и зашагал от провала незнамо куда. Он шел по ведомой только Богу дуге до тех пор, пока не наткнулся на местного лейтенанта, который, приобняв его, заговорил, по-простому жалея паренька:

— Успокойся, милый. Не терзай себя.

Нефедов уткнулся носом в жесткий лейтенантский погон и заплакал, редко икая.

Прикинувший в уме ситуацию генерал — он жалел Нефедова, а Демидова не жалел, — спросил жестко:

— Как же вы, майор, могли так осрамиться? Как вы позволили бандитам безнаказанно вас отследить? Как вы допустили, что Жору Сырцова убили?

Демидов смотрел на кровавое пятно под ногами. Генеральские вопросы были гневными и чисто риторическими, рожденными отчаянием и бессилием. На такие вопросы можно и не отвечать. Но Демидов ответил:

— Они не могли нас отследить ни при каких обстоятельствах.

— Следовательно, ты считаешь, что они знали о схроне. Тогда, извини, какого хрена для того, чтобы кончить Жорку, ждали вашего прибытия?

— Не знаю, — честно признался Демидов.

— Вы бездарно провалили операцию, майор, — резюмировал Сам.

— Я позволил им убить Сырцова, — внес коррективы Демидов в генеральское резюме.

Подошел врач, чтобы обратить на себя внимание начальства, охнув, зевнул и, обратив, сказал даже как бы с обидой:

— Здесь не врач-патологоанатом нужен, а землекопы или, наоборот, могильщики.

Демидов схватил его за отвороты белого халата и затряс со страшной силой. Голова врача моталась и лепетала в ужасе:

— Он меня убьет, он меня убьет!

— Убью, скот, — подтвердил Демидов и вдруг устал. Пар вышел. Он отпустил медработника и сообщил генералу: — Я виноват и отвечу за все.

— Негодяй, негодяй! — рыдающе возмущался врач. Генерал с царской холодностью посмотрел на него и поделился соображением ума:

— Шоковая нулевая реакция. Не так ли?

56

Он знал, что, если доберется до вершины этой бесконечно уходящей в белесое небо стрелы, все будет очень хорошо. Стрела была из серого металла, решетчатая, и он поднимался вверх к неведомому пику-концу, переступая по круглым перекладинам руками и ногами. С необъяснимой высоты земля внизу казалась мутно-зеленым морем.

Он верил в то, что скоро достигнет площадки, на которой можно будет прилечь и отдохнуть. Но площадки не было, и он в тупой безнадежности полз по ступеням-прутьям вверх, потому что на путешествие вниз к брошенной им земле — он это понимал — не хватило бы сил.

Подул сильный ветер, стрела стала заметно качаться, и сердце заходило из стороны в сторону вместе с ней. Он вцепился в прутья и замер в страхе. Только бы не сорваться, только бы не сорваться! Он насильственно закрыл глаза. Тошнота шла от желудка по пищеводу.

Оглушающе грянул взрыв, и рвущий барабанные перепонки звук заставил его открыть глаза. От земли прямо на него надвигалась оранжевая шляпка гигантского гриба. Оранжевая тьма поглотила его, и он, задыхаясь, ощутил, как слабеют руки и ноги. Они уже не держали его…

Витольд Германович проснулся. Горел ночник на прикроватной тумбе. А стрелы, уходящей в страшные небеса, не было.