Зато на старомодном стуле, принесенном из столовой, сидел отставной полковник милиции Александр Иванович Смирнов с парабеллумом на коленях. Увидев, что Витольд Германович открыл глаза, он произнес назидательно:
— Не бережешься, душегуб. Даже цепочку не накинул. Или на своих могучих охранников так сильно надеешься?
Витольд Германович мелко потряс головой, надеясь проснуться во второй раз. Не получилось. Тогда он спросил грубо:
— Как ты сюда попал?
— С помощью хорошей отмычки. Плевое дело, — свободно объяснил Смирнов и, увидев, что Витольд Германович снова прикрыл глаза, добавил: — Не надейся. Я тебе не снюсь.
— Я знаю. Такое не может присниться даже в самом кошмарном сне, — сказал Витольд Германович и малозаметно глянул на прикроватный столик. Переговорник лежал у ночника. Витольд Германович издал звук «ох-ох-ох!», обозначив желание сделать сонные потягушеньки, и потянулся, разводя руки. Левая его рука легла на гладкую пустоту за ночником…
А Смирнов, сдвинув гигиенический коврик для босых ног, обутой в крепкий башмак ногой же, каблуком, тщательно растер переговорник по паркету. Пластмасса трещала, как разгрызаемые семечки. Пластмасса стала крошевом, деликатный металл расплющился. Только две батарейки остались нетронутыми: раскатились в стороны. Смел жалкие остатки под кровать, чтобы не трещали раздражающе под ногами, и оценил попытку Витольда:
— Ни черта ты не умеешь. А еще профессионал.
— Что тебе от меня надо? — натужно спросил Витольд.
— От тебя мне ничего не нужно. Да и что у тебя осталось? Шизофреническая жажда власти? Булькающая злоба и сжигающая тебя ненависть к тем, кто лишает тебя этой власти? Гнойная помойка растленной души? Ничего этого мне не надо, Витольд. Первым моим желанием было — застрелить тебя как бешеную собаку. Но я поборол это желание. Без раздумий стрелять надо одноклеточных убийц. Ты же — машинка похитрее. В тебе есть видимость определенной идейной концепции, которой ты соблазняешь слабых людишек, мечтающих распоряжаться чужими судьбами и жировать, давя с их точки зрения второстепенных недочеловеков. Ты составил из этих людишек войско, готовое признать тебя вождем, лишь бы дал дорваться до сладостного всесилия. Ну, навинчу я сейчас глушитель, ну, тихо шлепну тебя… А твои людишки сделают из тебя икону и скоро, очень скоро найдут себе нового вожака. Благо желающих властвовать нынче навалом. Нет, голубок, так просто ты не отделаешься. Ты будешь захлебываться в слезах, слюнях и соплях на юру не перед людишками, а перед людьми, жалко пытаясь оправдаться. Но не будет тебе оправдания, вонючий убийца, и пойдешь ты не под легкую пулю, а под позорный, одобренный обществом и подтвержденный судом расстрел. Я не позволю тебе стать погибшим героем. Я сделаю тебя справедливо раздавленной гадиной, — Смирнов выплеснулся и застеснялся перед собой: — Что-то много я говорить стал. Старею.
— Штаны разрешишь надеть? — спросил Витольд.
— Нет, — ответил Смирнов. — Без порток ты лишен самоуважения.
— Ты пришел сюда покрасоваться? Унизить меня?
— Я пришел сюда для того, чтобы с этой минуты ты, вонючка, беспрерывно трясся от страха до конца своих дней.
— А если я сейчас на тебя кинусь?
— Без порток? — поинтересовался Смирнов и критически посмотрел на распластанную под простыней фигуру. — Я тебе тогда какую-нибудь часть тела отстрелю. Ненужная боль.
— Не боишься, что, если сейчас не пристрелишь меня, я до тебя завтра доберусь и кончу, как кончил Сырцова?
Смирнов по-звериному зарычал от ярости. Он понимал, что поднаторевший в провокациях бывший гебист нарочно и умело заводил его, но сдержаться не мог — рычал от ярости. Опомнившись, ударил себя рукояткой парабеллума по колену и успокоился.
— Не сумеешь, сволочь. Все твои команды, включая региональные, у меня на просвет. И я, не медля, сдам их кому надо.
— Можно я сяду? — взмолился Витольд.
— Садись, — разрешил Смирнов и на стуле отъехал от кровати метра на два. Витольд Германович спустил ноги и ногами же поправил коврик, сдвинутый Смирновым. Тот поинтересовался: — Ноги мерзнут?
— Куда ты дел Роберта Алтухова?
— Спрятал. Далеко. Очень далеко.
— Все из него выбил?
— А как же! Он ведь — твоя правая рука.
— И что ты о моей организации думаешь?
— Я так понимаю, что ты при помощи больших денег и разветвленной системы штурмовых отрядов решил тайно править страной. Надо полагать, задумал ты это от неконтролируемой ненависти и замутненного ненавистью ума.
— У меня бы все получилось, если бы не ты — преграда на непродолжительное время. У меня еще получится, Смирнов, — симулируя бодрость, Витольд Германович хлопнул себя ладонями по голым коленкам.
— Что у тебя может получиться? Ты себя и охранить от одного старика не можешь со всеми своими отрядами. Ты — дерьмо и портач, возомнивший себя вершителем судеб страны и мира. Хочешь, я прикажу тебе передо мной на брюхе ползать? И ведь поползешь, поползешь в надежде хоть на денек, хоть на минутку продлить свою поддую жизнь!