Казнь по кругу

— А, тот самый, — насмешливо вспомнил юноша и насмешливо поздравил: — Со званьицем вас, товарищ Казарян.

— Мерси, — уже повернувшись к юноше спиной, поблагодарил новоиспеченный народный артист и, вырвавшись во двор, объявил громогласно городу и миру: — Он — клипмейкер!

От производственного корпуса шел неизвестно куда небольшой, легкий и складный гражданин средних лет в богатых усах. Услышав казаряновский рык, он глянул на сладкую парочку и возликовал:

— Роман!

— Борька!

Кинулись друг к другу, обнялись, будто не виделись сто лет. Крупный нос Бориса профессионально уловил легкое амбре, исходящее от виновника торжества.

— Как я чую, поздравлять тебя уже поздно. Ты что, вчера напоздравлялся?

— И еще как! Но все впереди, дорогой ты мой еврей кавказской национальности. Мы на несколько минут к Сене Саморукову, а потом в довженковский сад. Жди нас здесь.

— Язва, — напомнил о своей болячке Борис.

— Не принимается во внимание.

— Мне в лабораторию надо.

— Врешь!

— Нинка голову оторвет.

— Не до конца.

— Что ты делаешь со мной, Роман? — проплакал Борис, сдаваясь.

— Жди! — приказал Казарян и вместе с Сырцовым направился в производственный блок. Поднялись на четвертый этаж, отыскали дверь с табличкой «Перелетные отцы».

— А вы говорили «Перелетные козлы»! — почему-то обиделся Сырцов.

— Какая разница? — удивился Казарян и распахнул дверь.

Семидесятилетний художник Семен Саморуков был энергичен, полон энтузиазма и жизнерадостен, как шестимесячное дитя. Уединились в комнате режиссера, уехавшего клянчить деньги у спонсоров. Казарян подробно проинструктировал Семена и поинтересовался:

— Трехсот баксов хватит?

— Хватит и двухсот, — решил Саморуков. — Ну, а к вам я минут через сорок в сад подойду.

Казарян с Сырцовым сходили в буфет за кое-какой закусью с водичкой, разжились пластмассовыми стаканчиками и спустились вниз.

А во дворе сюрприз: с Борисом темпераментно, размахивая руками, беседовал известный (особенно Казаряну и Сырцову) литератор и драматург Виктор Кузьминский, которого безуспешно искал вчера народный артист. Увидя Казаряна, Кузьминский, как в свое время на демонстрациях, выкрикнул лозунг:

— Да здравствует выдающийся деятель советского киноискусства!

— Российского, — поправил его Казарян, подойдя. Осведомился подозрительно: — А ты теперь не клипмейкер ли, Витя?

— Я — плеймейкер, — с достоинством поправил Кузьминский.

— Тогда живи, — великодушно разрешил Казарян.

— Кого ждем? — Операторским вопросом потребовал действий уже распаленный Борис.

Никого не ждали, и поэтому сразу подались на уютную поляночку в зеленом, уже отцветшем саду. Милая самодельная скамеечка, рядом толстенное бревно, затертое задами мосфильмовских старожилов до блеска.

— Луной был полон сад! — громко и немузыкально спел Казарян, но понял, что про луну рановато, и исполнил отрывок из другой, более подходящей к моменту песни: — Как у нас в садочке, как у нас в садочке розочки в цвету!

— Розочки, надо полагать, это мы, — понял Кузьминский. — И в цвету. До некоторой степени даже в расцвете. Сдавать собираешься, народный артист?

Казарян из певца превратился в иллюзиониста.

— Алле оп! — возгласил он и вырвал из сырцовской сумки две бутылки.

… Когда через сорок минут на полянке появился Семен Саморуков, розочки не то чтобы цвели, а распустились. Их уже не устраивали скамейка и бревно, они валялись на траве и произносили тосты из этого неудобного положения. Сейчас держал речь сидевший в позе лотоса Борис:

— Мы остатки побежденной армии. Но побеждена армия, а не мы. Мы еще повоюем, потому что у нас есть такой полководец, как Роман Казарян. Генерал Казарян! Маршал Казарян! Генералиссимус Казарян! Прошу всех встать и выпить за генералиссимуса!

Никто не встал, но все выпили. Саморуков присел рядом с Сырцовым и, оценивающе оглядев компашку, поинтересовался:

— По которой?

— По четвертой, — ответил Сырцов и поинтересовался: — Как наши дела?

— Про ваши дела не знаю ничего. А про их — кое-что известно. Левый заказ на прошлой неделе выполнили пиротехник Жека Маслов и трюкач Земцов.

Пьян да умен — два угодья в нем. Упивался и джином, и сладкими речами о нем расслабленный Казарян, но появление Семена не пропустил. После тоста он на четвереньках подобрался к Сырцову и Саморукову и потребовал отчета:

— Ну и кто?

— Пиротехник Маслов и трюкач Земцов, — повторно доложил Семен.

— А заказчик?

— Он же один из исполнителей. Трюкач Земцов. Ты его знаешь, Рома?

— Не помню. Но в актерском отделе все узнаем.

— Тогда пошли в актерский отдел, — заторопился Сырцов.

— Ты что, спятил? — возмутился Казарян. — Сеня вообще сухой, а мы только-только разогреваться стали. Отдохнем самую малость, и я в актерский отдел позвоню.