Казнь по кругу

— Сейчас я тебя порешу, — свистяще от бурлящей в нем ненависти пообещал Никита и поднял пистолет с глушителем. Но не на пистолет смотрел Витольд: вывернув голову, он в ужасе глядел на то, что творилось за воротами гаража. Вслед за ним уставился в ослепительный прямоугольник и Никита.

Он успел выстрелить, когда Витольд уже выскочил на свет. Выстрелил и не попал. Они бежали по дну кирпичного ущелья. Иногда Никита задерживался, чтобы в очередной раз выстрелить, не понимая от желтой ярости, что значительно проще ему, молодому, догнать пятидесятилетнего, отвыкшего бегать Витольда. Он стрелял и не попадал, механически считая вслух выстрелы. Только сказав себе «шесть», осознал, что в магазине остался всего один патрон. И догнал Витольда. Они уже вырвались из гаражного лабиринта, и редкие дневные прохожие видели их. Но Никита не видел прохожих, он видел приближающуюся круглую спину, в которую выстрелил в упор последним патроном. Точно под левую лопатку.

Витольд упал лицом вниз. Тяжело дышавший Никита за плечо перевалил его на спину, чтобы глянуть на мертвое лицо. Ни боли, ни страдания, ни страха не увидел Никита. Лицо Витольда выражало счастливое облегчение. Все кончилось. Кровь, замаравшая грудь, теперь тонкой струей пробилась из-под спины и вялым ручейком, пылясь, извилисто текла по земле.

Пусто в нем как в пустыне. И кругом — пустыня. Никита оглядел пустыню. В пустыне метрах в тридцати от него стояли в ужасе толстая тетка с пуделем на поводке, бомж с двумя пластиковыми сумками в руках и тонюсенькая девица в шортах. Он невидяще рассмотрел их, вытер подолом желтой майки рукоять пистолета, бросил его рядом с Витольдом и сначала побрел, а потом побежал к железнодорожным путям.

На него чуть не наехала электричка, но он увернулся и вышел к лесному массиву Лосиного острова. Он долго брел по лесу, спотыкаясь о невидимые кочки. Зацепился в конце концов за лежащую поперек его пути жердину и упал, не сопротивляясь, на хилую лесную траву. Он лежал и нюхал землю. Земля пахла тленом.

67

— Теперь говорить по-человечески начнешь? — настойчиво спросил Демидова Дед.

Но не до разговоров было пока Демидову: он неотрывно и потерянно смотрел на Сырцова. Повторил совсем тихо:

— Ты…

— Я… — опять передразнил его Сырцов. Но дразниться надоело и после небольшой паузы про дела заговорил, все про дела: — В последнюю-то встречу у Лужников я узнал тебя, драгоценный мой говнюк Вовочка.

— Ты не мог меня узнать! — вдруг закричал Демидов.

— Потому что ты в шлеме был, что ли? — простодушно поинтересовался Сырцов.

Но Демидов был осторожен как хорек. Даже в панике почувствовал ловушку и вмиг скрылся в нору несознанки:

— Потому что меня там не было.

— И давно он так ломается? — осведомился у общества Сырцов, ища глазами местечко, где бы присесть. Казарян понял и позвал:

— Иди ко мне на диван, Жора. Я меж двумя ментами желание загадаю.

Через объемистого Казаряна Махов и Сырцов шлепнулись ладонями. Демидов завороженно смотрел на них.

— Ты по сравнению с Жорой говно, а не сыскарь, Демидов! — злорадно догадался восторженный Нефедов. — Полное говно! Тебя зацепили как сявку!

— Как тебе удалось, Сырцов? — с неожиданной откровенностью спросил Демидов, не касаясь того, что удалось. И так все знали: Сырцову удалось не стать мертвым.

— Лучше ты расскажи, как тебе удалось, — возразил беспечный Сырцов. — Как тебе удалось нас всех предать и продать, — пассаж был чисто риторический и Сырцов признался в этом: — Хотя что тебя спрашивать? Спросить можно человека, а ты — уже не человек. Ты — скотина без чести и совести, у которой только одно желание — сладко пожрать. Ты сожрал себя, ты попытался сожрать нас, но подавился. Подавился и скоро сдохнешь от удушья.

Злость временного бессилия завела Демидова и родила в нем ощущение превосходства над сборищем обыкновенных и ординарных. Он вознесся:

— Не задохнусь. Да и вам себя удушить не позволю. Не позволю, и все тут! Вы за решеткой, а я на свободе. Вы за решеткой законов, морали, предрассудков. Когда я рядом, вы еще можете, просунув лапы сквозь прутья, зацапать меня. Но я отойду от вашей клетки, уже отошел. Я не боюсь вас, потому что вы бессильны.

Высказавшись, Демидов встал и уверенно направился к двери. Гордыня застилала ему глаза: Нефедов встретил его мощным ударом в челюсть. Он упал, тут же вскочил и умело врезал носком башмака по нефедовской голени. Но что дикая боль по сравнению со страстной жаждой стереть мерзавца с лица земли. Нефедов закричал и броском добрался до демидовского горла. Вдвоем покатились по полу. Когда их растащили, то Нефедов с трудом поднялся, а Демидов остался лежать, рвано хрипя. Махов обнял Нефедова за плечи и все уговаривал, уговаривал паренька:

— Успокойся, Игорек. Он от нас никуда не денется.

Сырцов за шиворот попытался поднять Демидова, но тот, восстановив дыхание, встал сам. Нежно касаясь дрожащей правой рукой своего потревоженного горла, он постоял недолго, упрямо пошел к выходу. На этот раз его остановил Сырцов. Культурно остановил: просто положил тяжелую безжалостную руку на его нервноходящее плечо: