Казнь Шерлока Холмса

— Да, мистер Холмс. Эту задачу решили знатоки этрусского и вавилонского языка, впервые предложившие перевести пиктограммы в цифры. Каждому значку присваивается номер, и получается своего рода скоропись.

— Можно ли отождествлять символы линейного письма с буквами, имеющими числовое соответствие?

— Нет, — покачал головой профессор. — Эти значки скорее представляют собой слоги, нежели отдельные литеры. — Мой друг издал протяжный вздох облегчения, а Стрэкен-Дэвидсон продолжал: — Поэтому современный код на основе линейного письма Б будет состоять из сгруппированных пар цифр, где каждая пара обозначает слог или другую единицу, выбранную шифровальщиком, а каждая группа — слово. Таким образом можно записать любое сообщение, причем знать исходное значение древних символов не обязательно.

Холмс слушал в обычной позе: он опустил веки и стиснул пальцы.

— Хотелось бы знать, профессор, — сказал сыщик, открыв глаза, — будет ли такая система кодирования иметь преимущества перед другими?

Ректора, казалось, удивил этот вопрос.

— Только одно, мистер Холмс. Все другие формы кодов, буквенные и цифровые, строятся на фундаменте, в изначальном виде широко известном: на слове, книге или числовой формуле. Как ни крутите, как ни искажайте текст, основа шифра остается общедоступной. А о линейном письме Б в целом мире знает лишь горстка ученых, причем знает очень немногое, меж тем как остальное человечество вовсе, так сказать, исключается из игры.

— Совершенно верно, — тихо сказал Холмс. — Проживает ли кто-нибудь из этих избранных в Оксфорде?

Профессор на секунду задумался.

— Сэр Артур Эванс, но он сейчас на Крите. Два его ассистента поехали с ним. Кроме них, с линейным письмом Б знаком хранитель отдела древностей из Музея Ашмола.

— И это все?

— Есть еще доктор Гросс, правда он не служит в университете. Он был помощником хранителя отдела Древнего мира в Королевском музее Берлина. Год или два назад вышел в отставку и поселился здесь, в Оксфорде.

— Пожилой джентльмен в пенсне? Тот, что живет на Бомонт-стрит? — спросил Холмс, словно из простого любопытства.

— А, так вы с ним знакомы?

— Поверхностно.

Холмс искусно скрывал свою радость оттого, что, выстрелив наугад, попал в цель. Однако я заметил, как забилась жилка на его виске. Все-таки я его близкий друг и тем более медик.

Прощаясь с профессором, мы не стали брать с него обещания хранить в тайне содержание нашей беседы. Любой, кто хотя бы немного знал Стрэкена-Дэвидсона, понимал, что в подобных просьбах нет необходимости.

6

Вечером того же дня я и Холмс сидели, как обычно, перед камином на Бейкер-стрит. Но прежде чем вернуться домой, мы, по настоянию детектива, заехали в Сент-Джеймсскую библиотеку, абонентом которой он являлся. Оттуда он вышел с толстым томом под таинственным заглавием «Scripta Minoa».

После ужина, состоявшего из «холодной дичи, табака да в маринаде чеснока», ^{10} Холмс уселся за свой стол, положив по одну сторону от себя чистую бумагу и листы с перехваченными шифрограммами, а по другую — труд сэра Артура Эванса. Новый наконечник, надетый на перо, и подушка, прислоненная к спинке деревянного стула, свидетельствовали о том, что мой друг намерен основательно поработать, а значит, разговорам пришел конец. Чтобы скоротать остаток вечера, я взял с полки роман Вальтера Скотта и удалился в свою комнату.

Не знаю, во сколько Холмс заснул и ложился ли он вообще, но наутро я застал его за столом. Гостиная утопала в табачном дыму, как лондонские улицы в тумане. Однако вместо усталости на лице своего друга я увидел охотничий азарт.

— Мы поймали их за хвост, Ватсон! — торжествующе объявил он. — За несколько часов я изрядно освоил минойскую арифметику по рисункам Артура Эванса. Вертикальная палочка — это единица, короткое тире — два, кружок — сотня, кружок с точкой — тысяча, кружок с горизонтальной чертой — десять тысяч. В линейном письме Б восемьдесят семь расшифрованных обозначений слогов, но наш дорогой доктор Гросс использует девяносто две пары цифр. Из них пять, вне всякого сомнения, служат для передачи чисел.

На протяжении последующих двух суток Холмс, засиживаясь в гостиной до поздней ночи, работал над сообщениями, которые еще недавно казались совершенно бессмысленными. Увы, большая их часть не поддавалась расшифровке. Досадуя на тщетность своих усилий, мой друг то и дело нарушал тишину возгласами огорчения и недовольства собой. Время от времени пары цифр в шифрограммах повторялись, но что они означают, было по-прежнему неясно.