— Весь день, мистер Холмс, Гросс работал в Северной библиотеке, где компанию ему составлял я — разумеется, занимая место поодаль. Разговаривал он только со служителями, уходил в половине шестого. Ужинал рано в итальянском кафе в Хоборне: там его поджидал мой коллега. Доктор Гросс ни с кем из посетителей в беседы не вступал и к восьми часам вечера, сразу после ужина, возвращался в гостиницу. Так что шпион из Адмиралтейства, кем бы он ни был, не переписывается с Гроссом и не общается с ним — ни лично, ни посредством телефона или телеграфа. Мы следим за стариком всегда, когда это возможно. Секретных почтовых ящиков, кроме полости в подставке для складных стульев, не обнаружено. Этот тайник доктор Гросс использует исключительно для передачи зашифрованных сообщений Хеншелю. Не исключено, что немец, хотя и состоит в заговоре, кода не знает и содержание посланий, которые он отправляет с помощью телеграфного сигнала, ему неизвестно.
— На месте доктора Гросса я не имел бы причин волноваться, ибо незаметно передать или получить послание совсем не сложно, — с глубоким вздохом сказал Холмс. — Существует множество способов это сделать. Например, можно забирать письма в Оксфордском обществе. Насколько я понимаю, порядки там такие же, как в любом клубе джентльменов. Стало быть, возле стойки швейцара наверняка закреплена огромная доска, обтянутая зеленым сукном и крест-накрест перевязанная проволокой. Здесь членов общества дожидается корреспонденция, доставленная почтой или частными лицами. Посторонних в здание не пускают, поэтому вы можете хоть до скончания века караулить меня на улице, не узнав ровным счетом ничего интересного.
Суэйн слегка сконфузился:
— Один из наших офицеров в штатском ежедневно заходит в клуб и оглядывает доску с письмами. Посланий для доктора Гросса никто не оставляет.
— На конверте может стоять другое имя.
— Мистер Холмс, — тихо произнес Суэйн, — каждый день членам общества приносят десятки писем. Если мы будем вскрывать их, то непременно себя обнаружим. Тем более что записки, адресованные вымышленному лицу, могут ждать Гросса и в гостинице.
Мой друг сменил курс:
— Вот именно, мистер Суэйн. Единственный выход — продолжать наблюдение, как ни утомительно это занятие. То, что Гросс получает сообщения в Лондоне, представляется мне бесспорным. Скорее всего, их привозят ему в гостиницу — если только он не находит послания между страницами книг на полках Британского музея.
— Не думаю, — негромко проговорил гость.
Прошло три дня, в течение которых наше расследование совершенно не продвинулось. Наконец за завтраком Холмс бодро сказал:
— Надеюсь, Ватсон, вечером вы не заняты?
— Вроде нет. А к чему вы спрашиваете?
— Сегодня понедельник, и доктор Гросс, в силу привычки, наверняка проведет ночь в чаринг-кросской гостинице.
— Он может и не приехать.
— Приедет. Я позвонил туда вчера и осведомился, нельзя ли оставить для мистера Гросса сообщение. Мне ответили утвердительно, но я не стал ничего передавать многоуважаемому доктору. Что скажете? Едем в гостиницу к восьми часам?
— Сколько времени мы там проведем?
— Мой дорогой друг, если бы я это знал, то, наверное, и ехать не пришлось бы! Вероятно, понадобится целая ночь, хотя есть шанс, что управимся быстрее. Полагаю, сведения от адмиралтейского шпиона Гросс получает именно в гостинице в вечерние часы. Теоретически не исключено и то, что записку для него оставляют в библиотеке Британского музея: листок вкладывается в книгу, она сдается библиотекарю и отправляется в подвальное хранилище, а затем доктор Гросс ее заказывает и извлекает послание. Но мне, как и Суэйну, это представляется слишком рискованным, а следовательно, маловероятным. Вдруг письмо найдет сотрудник библиотеки или случайный читатель, взявший том в руки? Наконец, оно может просто потеряться. В общем, случись что, и оба участника заговора будут немедленно вычислены. Нет, гостиница Чаринг-Кросса больше подходит для подобных целей.
Итак, вечером мы сели в кеб, который миновал залитую фонарным светом Трафальгарскую площадь, затем Стрэнд и подвез нас к гостинице, находящейся близ железнодорожной станции. Отсюда отправлялись составы на континент. Мы прошли по мягким коврам мимо зеркал в позолоченных рамах и колонн малинового мрамора в зал ожидания первого класса. Здесь стояли темно-синие бархатные кресла и полированные столики, предназначенные для состоятельных пассажиров Южной железной дороги. Скоротав в роскошной обстановке час-другой, они садились в поезд до паромной переправы, а затем продолжали путь в Кале, Остенде, Париж, Берлин или Милан.