Казна Кальвадоса (СИ)

         Чтобы сесть на сиденье подъёмника, надо проехать вперёд и ждать, пока сиденье не ударит под коленки. Степанова ударило так, что отбросило в сугроб. Подъёмник остановили. Кальвадос, севший раньше, завис в воздухе вместе с двумя десятками лыжников ожидая, когда усадят Степанова.  Его усадили и подъёмник пустили. В пути, пытаясь закрепиться поперечной перекладиной, ограничивающей спереди скамью, Степанов выронил лыжную палку. Вибрация, раскачивание сидения, вой ветра и тут доставали его. При сходе с сидения Степанов ступил неловко. Его ударило сиденьем по ягодицам,  и снова он  оказался носом в снегу. Потерянную палку привёз следовавший сзади лыжник.

         Внизу растёкся туман. Пики гор торчали заснеженными конусами. Солнце рассыпало мириады искр. Степанов с хандрой смотрел  на склон, где серпантином скатывались лыжники.

- Так и разбиться можно, - сказал Степанов.

- А вы предпочитаете умереть в постели? - беззлобно отозвался Кальвадос.

         Оттолкнувшись палками, Кальвадос лихо понёсся с горы. Его чуть согбенная фигура мелькала среди ярких курток лыжников. Кальвадос петлял зайцем, он обходил слева, справа, обгонял всех. Впереди встретился пригорок. Кальвадос не свернул. Он смело направился на препятствие и в мгновение ока полетел птицей.

         Степанов озадаченно почесал затылок. Угораздило его напасть на экстравагантного миллиардера! Делать нечего. Степанов тоже поехал.

         Он направлял носы лыж внутрь, чтобы не разгоняться. Но лыжи всё равно скользили быстрее, чем хотелось. Степанов чегардил палками, цепляясь за наст, не помогало. Он старался двигаться по широкой петле, от одного края трассы к другому.  Разворачиваться не получалось. Степанова буквально выносило за трассу в сугроб, на скалы, на россыпь камней. Спуск с горы превратился в путешествие длинною в жизнь. Щепка на пути становилась препятствием, которое приходилось объезжать с риском для здоровья. Степанов кое-как сподобился поворачивать. Но единожды его вынесло на красную ленту, ограничивающую склон. Степанов упёрся грудью в ленту ,и это спасло.  Под ногами зияла бездна. В неё катились сноубордисты.

         Степанов был на середине трассы, когда его  нагнал Кальвадос, спускавшийся по второму кругу.

- Как дела? – бодро спросил Кальвадос.

- О’кей, -  собрав в кулак волю, прокричал в ответ Степанов.

         Близилось наитруднейшее.  Красная трасса закончилась. Степанов стоял на развилке. Влево уходила чёрная трасса, вправо-синяя. Конечно же, Степанов поехал бы по синей, но щит посреди неё с недвусмысленно перечёркнутым лыжником возвещал о закрытии лёгкой дороги. Степанов поехал по чёрной. Ехали же по ней люди! А внизу дымились кухни кафе.

         Перед Степановы, как из под земли, вырос булыжник, обыкновенный булыжник из снега и льда, налипшего на камень. Степанов запомнил его на долгие годы.  Не всякий коллекционер минералов мог бы рассказать о любимом камне столько, сколько  Степанов о булыжнике из Санкт-Морица. Булыжник врезался ему в память, а точнее – в лоб. Но сперва, Степанов пытался его объехать. Потом, уже осознав неспособность,  просто с ужасом глядел, как бы гипнотизируя, чтобы тот убрался с дороги… На булыжник наехали лыжи. Послышался режущий психику звук дерева по камню, булыжник срикошетил в лицо. Степанов зажмурился, опустил палки и на сумасшедшей скорости понёсся вниз. Степанов кричал, чтобы ему уступили трассу. Он сманеврировал, удачно объехав ребёнка и тем, сохранив ему жизнь. Группа стоявших на склоне иностранцев, корейцев,  оказалась нерасторопной. Со всего маху Степанов врезался в спину центральному, повалив ещё четверых. Лыжи улетели в небо, палки – правая вверх, левая запуталась в запястье. На животе Степанов заскользил к скале. Стопы его слиплись застёжками уродливых ботинок. Степанов перевернулся в снегу и сел, как паша, осматривая траншею от живота, перекрываемую узкой бороздкой от носа. Ремешок часов лопнул. Ещё пять минут Степанов потратил на поиск в сугробах «картье», проваливаясь на каждом шагу ботинками и непрерывно повторяя: « Excuse me , please»  в адрес ушибленных им иностранцев. В печальном положении и застал его Кальвадос, милостиво завершивший пытку и предложивший посидеть в кафе.

         Степанов пил кофе, как райский напиток. Вытянутые ноги в расстегнутых ботинках отдыхали в истоме. Дружески смотрели вершины Альп. Степанов ощутил наслаждение жизнью. Кайф – это не кататься. Не хотелось думать ни  про Москву, ни про Данилу Евгеньевича со Скакуновым, верно уже бродящим по улицам Асунсьона. Начальник мечтал подобраться поближе к сокровищам, контрразведчик – запечатлеть на плёнку пару-тройку военных объектов.

- Так вы по поводу моего неразумного брата? Я спрашивал или забыл? – Кальвадос откинулся в шезлонге.

- Так точно.