Казна Херсонесского кургана

К удивлению придворных, Митридат решил принять мореходов в главном мраморном зале; такие приемы обычно устраивались в исключительных случаях и только для особо важных гостей. В отличие от официальных церемоний, окружение царя было малочисленным: кое-кто из свиты и несколько военачальников. Капитаны, измученные штормом и бессонными ночами, буквально валились с ног, и Митридат, вопреки дворцовому этикету, позволил им сесть. Видя их небритые лица, воспаленные глаза, он не торопил события и терпеливо ожидал, когда те соберутся с мыслями и начнут говорить.

— Великий царь, — наконец произнес тот, кто был постарше, по имени Опс. — В Боспоре большая беда: рабы-скифы подняли восстание. Феодосия, Пантикапей, Киммерик, Тиритака уже в их руках, Фанагория и Гермонасса еще держатся, но вот-вот падут. Нам с капитаном Мелахеном едва удалось вывести суда свои из Акрской гавани. Теперь, видимо, все порты уже захвачены и Понту не следует более ждать транспорт с севера. Мы были последние, кто прорвался…

— А Перисад, где он, что с ним? — вырвалось у Митридата.

— Убит…

— Убит!! — вскричал властитель Понта, вскакивая с трона. — Убит… Он, наверное, просто струсил, испугался несчастных бунтарей. Он тля! Наверняка он и не пытался сопротивляться, а удирал, как трусливый шакал.

— Нет, великий царь, Перисад не бежал, говорят, он был заколот продажным тавром из личной охраны, — учтиво возразил Опс.

— Глупец Перисад, — с сожалением покачал головой Митридат. — Я столько раз внушал ему убрать всех тавров прочь из дворца. Они двуличны и всегда сочувствовали скифам. Не послушал…

Повисло тягостное молчание, которое никто не решался прервать. Митридат стал стремительно ходить по залу: ноздри его раздувались, на скулах привычно выступили желваки, пухлые, капризные губы сжались в тонкую полоску. Хождение было долгим, нервным; наконец он остановился против капитанов.

— Кто возглавил бунт? Кто тот безумец, взявший на себя грех свергнуть законного правителя?

На этот раз отозвался Мелахен:

— О царь, его зовут Савмак. Он скиф, молод, тщеславен и необычайно дерзок. Больше о нем мне ничего неизвестно.

— Савмак… Савмак, — задумчиво повторил Митридат, словно пытаясь запечатлеть это имя навеки в своей памяти. — Итак, вы полагаете, собственными силами Боспору с бунтарями не справится?

— Войско Перисада фактически разбито, — ответил Мелахен, — часть перешла на сторону восставших, часть разбежалась. Сопротивляются самые отчаянные и преданные, но их участь предрешена. К восставшим примыкают массы рабов, в основном скифы, городская беднота, их силы растут с каждым днем. Словом, положение безнадежное.

— Мы моряки — народ прямой, как есть, так и говорим, — добавил Опс.

— Довольно, — царь жестом остановил говорившего, — картина ясна. Вы можете идти. Свое дело вы сделали честно, ступайте отдыхать.

— Мы твои слуги, о, великий царь, — в один голос ответили капитаны, — наш долг служить тебе верой и правдой.

— Пока у меня есть такие люди, я спокоен, — произнес Митридат, глядя вслед удаляющимся Опсу и Мелахену. — Они не знатны, что им мешало добровольно сдаться Савмаку. Не сдались. Для истинного гражданина честь и долг превыше сиюминутной выгоды.

Он медленным тяжелым взглядом обвел стоящих рядом с ним слуг, пристально вглядываясь в лицо каждого. Те, не выдерживая взгляда правителя, в смятении склоняли головы, и только мудрый Ксант, держа голову прямо, смотрел на Митридата, не отводя глаз. Он единственный из всех понимал, что творится сейчас на душе молодого царя. И Митридат чувствовал это. Он распорядился всем покинуть зал, оставив при себе лишь главного советника и двух своих телохранителей, всегда бывших подле него.

— Ксант, — обратился он к своему старшему другу и наставнику, — меня очень волнует судьба Диофанта. Мой доблестный полководец в это время должен быть в Пантикапее и провести внезапный смотр боспорских войск и военного флота. Что сейчас с ним, где он? Я намеренно не спросил о нем капитанов, им вряд ли что известно, а давать лишний повод для пересудов не в моих правилах. И все же, не скрою, меня мучают дурные предчувствия…

— Да, потеря Диофанта была бы для Понта тяжелейшим ударом, — ответил Ксант. — Он великий воин, равного ему нет во всем царстве. Найти замену ему сейчас будет просто невозможно, а достойного преемника он еще не воспитал.

— Лучше его никто не знает этих нечестивцев скифов. Все их повадки и военные хитрости для Диофанта, что открытая рукопись. Впрочем, мы рано о нем печалимся, он слишком опытен и осторожен, чтобы его застали врасплох и учинили ему расправу.

И словно в подтверждение его слов, тотчас вбежал в зал запыхавшийся гонец и, едва переводя дыхание, выпалил:

— Мой царь, не изволь гневаться, важное известие. В порт прибыл корабль из Херсонеса, на том корабле полководец Диофант…

Митридат прижал руку к сердцу и поднял вверх глаза:

— Слава небесным силам, Диофант жив. Слышишь, Ксант, с ним ничего не случилось, значит, звезды от меня пока еще не отвернулись… Но промедление недопустимо, повелеваю ровно в полдень собрать военный совет!

XII