Казначей

– Вас зовут к телефону, – пояснила девочка.

– Что ты сказала? – Он даже растерялся от неожиданности.

– Вас зовут к телефону, – пояснила Маша, – к нам позвонили и попросили позвать вас к телефону. Сказали, что не могут перезвонить. У них только одна монетка. Просят, чтобы вы подошли к телефону. Бабушка послала меня за вами.

Анатолий взглянул на стоявших рядом людей. Петр покачал головой.

– Одна монетка, – сказал он с нескрываемым сарказмом. – Здорово умеют придумывать, свол… – он не стал ругаться при девочке, только отвернулся.

– Все вниз! – приказал Загребин. – Работаем по соседскому телефону. Маша, какой у вас номер телефона, ты помнишь?

– Конечно. Я уже взрослая. – Она назвала номер телефона, и Загребин передал его в штаб.

Затем вместе с девочкой они спустились на второй этаж, ввалившись целой толпой в квартиру испуганной соседки. Здесь были и Анатолий, и Петр Палийчук, и майор Загребин, и техник, установивший параллельный аппарат, и даже Степан.

– Вас так много! – ахнула пожилая соседка.

– Не беспокойтесь, – успокоил ее Анатолий, подходя к аппарату.

Он посмотрел на майора Загребина, тот взглянул на техника, и оба согласно кивнули головой. Анатолий взял трубку. Он уже не сомневался, что сейчас услышит какой-то неизвестный голос, который наконец объяснит ему, что именно здесь происходит.

– Здравствуй, – услышал он. Кажется, это был тот самый незнакомец, который звонил во второй раз. Не очень интеллигентный и глухой, словно простуженный голос. Он его сразу узнал.

– Я слушаю, – произнес он, сдерживая нетерпение.

– Ты, наверное, уже все сам понял, – быстро сказал незнакомец. – Твоя мать у нас. И мы ищем то, что должны найти.

– Ну и ищите. А при чем тут моя мать? У нее слабое сердце, она потеряла мужа, пережила такую трагедию, и тут еще вы… Совесть нужно иметь. Чем вам помешала пожилая женщина?

– Нам ты мешаешь, – сказал незнакомец, – своим глупым упрямством.

– Что вы хотите?

– Отдай то, что у тебя есть. Ты ведь должен понимать, что это не твое. Ты ведь тоже финансист.

– У меня ничего нет, придурки, вы ошиблись адресом. Не на тех напали.

– Отдай, – упрямо повторил незнакомец, – у тебя срок до вечера. Позвони и скажи, где лежит, мы сами возьмем.

– Алло. Кому позвонить?

– Своей соседке. Вот на этот телефон. Мы ей сами перезвоним. Вечером. После семи. До свидания.

Говоривший повесил трубку. Загребин обернулся к ним.

– Оперативная группа уже выехала к месту, откуда звонили, – сообщил он не очень бодрым голосом.

– Они не успеют, – сказал Петр Палийчук, – эти ребята не дураки. Если позвонили соседям, значит, просчитали возможность того, что их будут прослушивать, определять место их нахождения и искать по указанному телефону. Наверняка их уже там нет. Что он тебе сказал?

– Чтобы я отдал то, что у меня есть. Но у меня ничего нет. Я вообще не понимаю, о чем они говорят. Как я могу отдать то, что не имею?

– Он не объяснил, что именно?

– Только твердил как попугай: «Отдай». Ничего не понимаю. Что они хотят? Шесть тысяч восемьсот рублей со сберкнижки моего погибшего отца? Или что-то еще? Но у нас никогда не было никаких ценностей. Ни антиквариата, ни бриллиантов. У мамы были только недорогие серьги, которые отец подарил ей к десятилетию свадьбы. И два кольца. Обручальное и с маленьким бриллиантом.

– Если ищут с таким остервенением, что готовы украсть пожилую женщину, пристрелить собаку и звонить, несмотря на опасность быть арестованными, значит, эта вещь им очень нужна, – предположил майор Загребин. – И, судя по «почерку», это ребята высшей квалификации, не обычные грабители. Они бы не стали звонить соседке.

– Что мне делать? – упавшим голосом спросил Анатолий.

– Думать, – посоветовал Петр, – ты должен сидеть и думать, что именно им от тебя нужно и где это может быть спрятано. Вспомни, может быть, отец тебе о чем-то таком говорил. Или намекал. Может быть, у него осталась какая-то вещь, привезенная после войны. Такое возможно?

– Нет, – ответил Анатолий, – отца арестовали в сорок восьмом, и все его вещи тогда конфисковали. Из квартиры их выселили. Моя бабушка и младший брат отца переехали совсем в другой район. В Чекаловку. Там они и жили восемь лет, пока отец не вернулся. Сначала он с ними поселился в их двухкомнатной избушке, а потом получил одокомнатную квартиру как реабилитированный ветеран. Бабушка умерла еще в шестьдесят девятом, а дядя совсем недавно. Когда отца арестовали, его младший брат пошел работать, в четырнадцать лет. На завод. Тогда не очень соблюдали правила санитарной гигиены. Время после войны, мужчин не хватало. У них с отцом была разница в восемь лет. В сорок восьмом ему было четырнадцать, – повторил Анатолий, – а в пятьдесят он уже стал инвалидом. У него были больные почки и больные легкие. Мы иногда к нему ездили, когда я еще учился в школе. Дядя жил очень бедно, и мой отец ему всегда помогал. Дядя умер полтора года назад, не дотянув до шестидесяти. Я тогда был у него дома. Абсолютная и беспросветная нищета. Нет, у моего отца никогда не было никакого имущества.