Только свои

Чингиз Абдуллаев Только свои

Затруднений в управлении собственной семьей ненамного меньше, чем целым королевством.

Мишель Монтень

Мы-то знаем твердо: нет ничего до и нет ничего после. Привычная тоска овладела мною. Между двумя ничто проскакивает слабенькая искра, вот и все наше существование. И нет ни наград нам, ни возмездий в предстоящем ничто, и нет никакой надежды, что искорка эта когда-то и где-то проскочит снова. И в отчаянии мы придумываем искорке смысл, мы втолковываем друг другу, что искорка искорке рознь, что одни действительно угасают бесследно, а другие зажигают гигантские пожары идей и деяний, и первые, следовательно, заслуживают только презрительной жалости, а другие есть пример для всяческого подражания, если ты хочешь, чтобы твоя жизнь имела смысл.

И так велика и мощна эйфория молодости, что простенькая приманка эта действует безотказно на каждого юнца, если он вообще задумывается над такими предметами, и только перевалив через некую вершину, пустившись неудержимо под уклон, человек начинает понимать, что все это – лишь слова, бессмысленные слова поддержки и утешения, с которыми обращаются к соседям, потерявшим почву под ногами. А в действительности, построил ты государство или построил дачу из ворованного материала – к делу это не относится, ибо есть лишь ничто до и ничто после, и жизнь твоя имеет смысл лишь до тех пор, пока ты не осознал это до конца…

Аркадий Стругацкий, Борис Стругацкий.

Хромая судьба

Глава 1

Я долго колебался, прежде чем решился написать эти воспоминания. Со времени тех событий, о которых мне хочется рассказать, прошло уже несколько лет. Но только теперь, вспоминая все произошедшее с нами, я начинаю понимать, что рано или поздно нечто подобное должно было случиться. Никто не знает завтрашнего дня, никто не может заранее просчитать все, что с ним будет. Иногда я вспоминаю слова Ницше, который считал, что все разумные существа оставляют после себя какие-то следы. Не знаю, какие следы оставили мы, но не очень верю, что через тысячу или две тысячи лет кто-то вспомнит меня и моих близких. А через десять тысяч лет, возможно, растворится в толще веков не только наша семья, но и все наше время.

Мне всегда бывает жаль писателей, поэтов, художников, композиторов, скульпторов – всех, кто пытается остановить время и силой своего таланта заставить потомков спустя тысячелетия вспоминать об их величии. На самом деле это тщетные попытки. Через год после смерти человека о нем чаще всего помнят только близкие люди. Сотни лет помнят гениев, но через тысячу и их начинают забывать. Через десять тысяч лет наступает полное забвение. Вы можете назвать каких-нибудь скульпторов Древнего царства Египта или нововавилонских художников времен Навуходоносора? Конечно, нет. Среди самых древних мы помним Гомера и Аристофана, Платона и Аристотеля, да и то только потому, что после тысячелетнего забвения их заново открыли арабские ученые.

Возможно, в далеком будущем нет места ни одному из ныне живущих. А может быть, у человечества вообще нет будущего, ибо оно обречено уничтожить себя новой неизвестной прежде болезнью или играми с различными генными мутациями? Или сумеет себя взорвать, истребить каким-то другим способом? Ведь лучше мы не становимся, это я теперь точно знаю. Хотя в глубине души у меня теплится надежда, что мои заметки помогут людям начала двадцать первого века понять, какими мы были, откуда ушли и к чему пришли.