Казнен неопознанным… Повесть о Степане Халтурине

— Давай, Прохор, говори! — поддержал Моисеенко.

— Я вот насчет чего… Опять начали хватать нашего брата. На днях четверых рабочих взяли в кузнечном. А почему? Фискалов развелось много. Пока был на свободе Пресняков и действовала «боевая группа» по охране революционеров, когда прихлопнули шпиона Шарашкина и других, было тише…

Кто-то постучал в дверь. Оратор умолк. Моисеенко сделал знак рукой:

— Это из своих. Подождите минутку.

Он вышел и скоро вернулся вместе с чисто одетым, чернобородым человеком.

— Продолжай, Прохор.

— Вот я и говорю, что шпионов стало больше и мы их терпим. Терпим и теряем лучших людей. А их надо уничтожать, как это делал Пресняков.

— Правильно! Правильно говорит Прохор! — крикнул вошедший. — Дайте мне сказать, друзья, а то забуду.

— Пожалуйста, Гордеев, — кивнул Моисеенко и, наклонясь к уху Степана, шепнул: — Это конторщик с завода, состоит в «Земле и воле».

— Правильно говорил здесь Прохор. Правильно, господа! Надо выслеживать и нещадно уничтожать шпионов. Партия «Земля и воля» уже решительно переходит от слов к делу. Мы уничтожаем не только шпионов, но и всех сатрапов. Убрали шефа жандармов Мезенцева. Я призываю вас, рабочих, к единению и дружбе с членами социальной революционной партии «Земля и воля». Только ведя борьбу плечо к плечу, мы добьемся успеха в улучшении положения рабочего класса и устранении социальной несправедливости. «Земля и воля» несет просвещение и дает политическую подготовку рабочим. Вспомните «Хитрую механику», «Емельку Пугачева» и другие нелегальные книжки, которые приносили рабочим наши пропагандисты. Только с нами, с нашей партией вы, рабочие, добьетесь социальных преобразований, победите нищету и рабство.

Оратор сел и удивился, что ему не хлопают.

— Разрешите и мне сказать несколько слов, — попросил Халтурин, задетый речью Гордеева.

— Пожалуйста, прошу вас, Степан.

Халтурин поднялся, обвел внимательным взглядом собравшихся и заговорил неторопливо, продумывая каждое слово.

— Хорошо сейчас говорил пропагандист из «Земли и воли». Хорошо! Если бы мы, рабочие, имели в своей среде побольше таких пропагандистов, мы бы

уже многого добились. Правильно он говорил, что нужно бороться со шпионами. Безусловно, нужно! Правильно и то, что нужно крепить дружбу между революционными партиями. «Земля и воля» оказывала и оказывает большую помощь рабочим в революционной борьбе. Мы вместе с землевольцами били полицию у Казанского собора, вместе с ними хоронили наших товарищей с патронного завода и давали отпор городовым. Однако мы не можем слепо следовать за землевольцами, видящими главную цель борьбы в крестьянской революции. Не можем! Мы считаем, что главной революционной силой, способной стряхнуть царизм, является не интеллигенция и не темное еще крестьянство, а нарождающийся и с каждым годом крепнущий рабочий класс. Оратор из «Земли и воли» говорил здесь, что они отпечатали для рабочих «Емельку Пугачева», «Хитрую механику» и ряд других пропагандистских книжек. Да, так. Спасибо! Но передовые рабочие давно переросли эту «ряженую» литературу. Они читают Чернышевского и Писарева. Они изучают экономическую и политическую литературу. Рабочий класс закалился в борьбе и представляет уже сейчас могучую силу. Мы для того и собрались здесь сегодня, чтоб обсудить Программу нашей, первой в России рабочей партии — Северного союза русских рабочих. И я видел и слышал, как горячо вы одобряли изложенные в Программе цели и задачи союза. Я хотел бы, чтобы вы свое отношение к Программе подтвердили голосованием. Моисеенко поднялся:

— Друзья. Думается, больше говорить нечего. Кто за то, чтобы одобрить Программу союза?

— Так… Есть ли против? Нет! Значит, Программа Северного союза русских рабочих одобрена единогласно. Собрание считаю закрытым.

6

Успех первого обсуждения Программы обрадовал Степана, укрепил его веру и решимость. Хотелось поделиться радостью с Обнорским и договориться, как вести дальнейшее обсуждение, но от Виктора Павловича не было никаких вестей.

Степан написал письмо Егору Петровичу на Пресню и попросил его через верных людей разузнать про Козлова (Обнорского), который приехал из Питера.

Приближалось рождество. Петербург шумел, суетился. Около вокзалов и на больших площадях продавали елки. Прямо на улицах, в наскоро сколоченных палатках шла бойкая торговля елочными украшениями, масками, хлопушками.

«Наступает самое подходящее время для устройства больших собраний, — размышлял Степан. — В рождество это не вызовет подозрений у полиции. А если упустим время, тогда будет трудно».

Степан опять съездил на Нарвскую, к Моисеенко, побывал у Чуркина на патронном заводе, у Степанова на фабрике Шау, у Коняева на Новой бумагопрядильной, у пропагандистов на Выборгской стороне, за Невской заставой и в центре — у типографских рабочих.

Все высказались за то, чтобы утверждение Программы провести на общем рабочем собрании, на которое пригласить выборных от рабочих кружков.

Дело усложнялось отсутствием подходящего помещения. Рабочие жили стесненно.