Казнен неопознанным… Повесть о Степане Халтурине

Подошла осень. Пожелтели деревья на набережной. Подули холодные ветры. Эта грустная пора угнетающе действовала на Степана. Ему хотелось вырваться из «подполья» и снова начать опасную, но волнующую жизнь пропагандиста.

Как-то в конце дня, когда Степан отмывал щеткой налипший на пальцы шеллак, к нему подошел мастер Иван Анисимович и, поигрывая серебряной цепочкой на жилетке, сказал:

— Ну, Степан, молись богу за меня всю жизнь, я тебе благословенное место нашел.

— Спасибо, Иван Анисимович, я и так вас в каждой молитве о здравии поминаю, как моего благодетеля. А что за место отыскивается?

— Требуется хороший столяр в Зимний дворец. Меня просили рекомендовать. Понимаешь?

— Как же не понимать, Иван Анисимович? Должно, сам государь-император велел у вас справиться

Мол, спросите у Ивана Анисимовича, уж он-то знает толк в столярах.

Иван Анисимович сладко улыбнулся.

— Уж скажешь тоже — сам государь! Есть ему время об этом думать. Однако важные господа просили. Счастье тебе, Степан. Жалованье, небось, дворцовое! И жить там будешь. Каково?

«Пожалуй, там, под боком у царя, полиция разыскивать не будет», — подумалось Степану.

— Ну что, неужели сомневаешься?

— Премного благодарен вам, Иван Анисимович. Мог ли я, простой вятский мужик, мечтать об этом… Но возьмут ли меня?

— Все обговорено. Туда, брат, попасть не просто. Уже и справки о тебе навели, и пропуск выправили. В понедельник можешь переселяться во дворец…

4

Степан боялся, что во дворце его запрут, как на яхте, и шел туда с опаской, на всякий случай предупредив товарищей. Однако мастера жили довольно свободно и могли, когда им надо, выходить в город.

Правда, там же, в подвале, где была столярная мастерская, по соседству с комнатой, куда в компанию к трем столярам поместили Степана, жил жандарм с семьей. Он делал вид, что его поселили тут случайно, потому что не нашлось другого помещения, но Степану не надо было никаких разъяснений. Он повел себя так же, как в мастерской Нового адмиралтейства, и жандарм проникся к нему доверием, даже стал приглашать к себе на чашку чая.

Когда же о мастерстве Батышкова распространились слухи среди обслуги дворца и его стали посылать в царские покои, жандарм еще больше привязался к Степану — у него была дочка-невеста…

Степан познакомился с дочкой и, как ему показалось, понравился ей. Расположение жандарма могло ему пригодиться…

Бывая в городе, Степан первое время вел себя крайне осторожно. Догадываясь, что за ним могут следить, ходил по улицам, «пяля глаза» на витрины, заходил в недорогие трактиры и скромно закусывал. Иногда он уходил в город вместе с товарищами по работе и проводил время в их обществе. Как-то в воскресенье вместе с жандармом и его дочкой ходил к обедне в Исаакиевский собор…

Поход Батышкова с жандармом к обедне произвел впечатление на вахтеров, дежуривших у ворот, через которые ходила обслуга дворца. К Степану стали относиться, как к будущему зятю дворцового жандарма, и перестали его обыскивать, когда он возвращался один.

Убедившись, что за ним не следят и что его «персона» не внушает охране дворца никаких подозрений, Степан как-то вечером, основательно запутав следы, петляя по столичным улицам, позвонил в двери к Плеханову. Тот открыл сам.

— А!.. Вот так гость! Рад, очень рад, заходи, Степан.

Дружески пожали друг другу руки, Степан разделся и вслед за хозяином прошел в хорошо знакомую комнату.

— Рад видеть тебя, Степан! Как же ты уцелел?

— Не знаю… Может, меня берегут, чтобы выследить других?

— Едва ли. Ты и сам для жандармов жирный карась. А вернее, осетр! Думаю, что после январских забастовок интерес к тебе усилился. А как обстоят дела с рабочим союзом?

— Плохо. Существуют лишь разрозненные группы на некоторых заводах. Пересажали лучших пропагандистов. И все из-за вас, Георгий. Мало вам было шефа жандармов — начали палить по царю.

— Да, я понимаю, что эта пальба принесла больше вреда, чем пользы. Очень сожалею, что пострадал рабочий союз. Я не сторонник террористических методов борьбы и решительно разошелся со своими товарищами.

— Как? Когда же? — удивленно взглянул на него Степан.

— Летом, на воронежском съезде «Земли и воли». Собственно, партия «Земля и воля» разделилась на две: на «Народную волю», которая стала на путь активной борьбы путем политического террора, и на «Черный передел», оставшийся верным программе «Земли и воли». Я, как ты можешь догадываться, Степан, не стал террористом. Индивидуальный террор, по моему глубокому убеждению, не может привести к победе социальной революции.

— Жалко, что вы не поладили. Раскол может ослабить революционные силы.

— Конечно. Но раздел уже произошел… А ты? Что собираешься делать ты, Степан?

— Я всеми силами буду стараться возродить Северный союз русских рабочих. Я считаю, что главной силой революции должен стать рабочий класс.

Плеханов встал, прошелся по комнате и подсел поближе к Степану.