Казнённый колокол

Через боковое ответвление дороги, наклонив голову – как наклонял ее петушок на давней, на долгие годы позабытой пивной этикетке, – перебегал лилово-красный фазан.

Этот фазан был совсем не таким, как тот, которого в детстве, в шестьдесят третьем году, я пытался поймать в лесопосадке близ все того же М-ска.

Сейчас у края посадки никого не было.

А тогда прямо на краю похожей, только уже по-летнему зеленой донбасской лесопосадки стоял и курил мой дед Иван Иннокентьевич.

Дед отличался суровым нравом, никогда не шутил, почти не смеялся. Бабушка объясняла это тем, что дед прошел две войны, Гражданскую и Отечественную, а еще тем, что его совсем недавно, всего несколько лет назад, сбила машина. Но я-то знал! Деду просто нравится за суровостью прятать в толстых и ничуть не обвислых усах свою чуть коварную усмешку. И еще я с трех лет знал другое: дед мой – железный дорожник! А еще верней – у меня железно-донбасский дед! То есть сделанный из железа и сверкающего белым отливом олова, мастер починки вагонов и рельс.

Вот он сейчас докурит свой «Казбек», аккуратно загасит чинарик о подошву сапога, спрячет его в другую, порожнюю пачку все того же «Казбека», проведет железной рукой по железным, чуть ржавым на кончиках усам и негромко позовет: давай, паря, домой.

Но я уже увидел краем глаза красно-голубого крупного фазана, и вся железнодорожная суровость отлетела в сторону, растворилась в азарте, как растворяется плотный шарик мороженого в июньском зное.

Мне тогда показалось: поймать фазана легко! Я думал схватить его, немного подержать, потом, скорей всего, отпустить, посмотреть на него поближе, а заодно показать деду, который считал, что я ни на что серьезное не годен, кроме как играть на скрипке и выводить по вечерам старательным дискантом: «Вышел в степь донецкую парень молодой», – так вот: я думал показать, что внук его – о-го-го и даже больше этого о-го-го!

Но оказалось, поймать не умеющего летать фазана совсем не просто.

Я сделал шаг вперед – фазан метнулся в сторону. Я остановился – он тоже. Я отступил назад – фазан в недоумении завертел своей великолепной, с зелеными заушьями головкой. Но тут же сообразил: с ним хитрят – и отступил поближе к сережистой ольхе.

Мне стало радостно. Фазан понимал военные хитрости и готов был участвовать в человечье-птичьей войне и охоте.

Отступая, фазан хотя и задел кем-то натянутую сеть, но задел ее только краешком хвоста.