Казнённый колокол

В Серой зоне, близ пустого рассветного рынка, в маленьком летнем шалмане с двусмысленным названием «Уголино», куда в такую рань да еще по весне редко кто заглядывает, пили, спорили и плясали двое рядовых украинской армии.

Были они в старом, еще советского образца камуфляже и в соломенных, бог весть зачем понадобившихся холодноватой весной шляпах. Шляпы, как и положено щирым украинцам, они называли «капелюхами», а спорили о том, как скоро выдадут им новую форму. На вид обоим было хорошо за пятьдесят, а может, и больше.

В чем-то они были поразительно одинаковы. Одинаковость эта была в пьяной оглядке: рядовые все время озирались и так же дружно, чисто по-женски взмахивали руками: мол, будь что будет! А отличались солдаты голосами и ростом: один высокий, но согнутый в дугу, был медленным, сиплоголосым. Другой – звонкий, как мальчик, подвижный, с трясущимися щеками и трясущимся животом.

Устав петь и плясать, рядовые начали играть в прятки. При этом с места они почти не сходили: просто заслонялись друг от друга ладонями, задавали каверзные вопросы, спрашивали: а не спрятался ли ты в подвале, не переметнулся ли к москалям?

– Кум Игнат? А ловко мы вид пана сотника втэклы?

– Кум Ярема? Ловко, ловко. Тилькы було б закусона бильше взяты. Тоди б и вэртаться нэ трэба було. От хиба що соломой закусыты.

Толстенький безусый Игнат расплылся в улыбке, смачно укусил соломенную шляпу. Шляпа хрустнула, но не поддалась.

– Як у поли! Капелюх пахнэ хлибом, як у поли.

– Хлеба сейчас бы буханки три – все схрумкал бы. А так – в часть возвращаться.

– А там шо? Хлиба там нэма… одни бурякы… На грызаны мою солому разок. Твий капелюх у грязюци весь. Бери мий, кумэ, для тэбэ нэ жалко.

Игнат протянул соломенную свою шляпу Яреме.

– Кум Игнат? Ты меня видишь?

– Бачу, бачу тэбэ, кум Ярема.

– От то-то ж. А скажи мне, Игнат, как же нам теперь докладать пану офицеру?

– Пану сотныку…

– Я ж и говорю: шо мы пану сотныку про Донецкую фильтровальную станцию докладывать будем?

– Нас куды послалы? Про фильтрувальну станцию тыхэсэнько розпытаты.

– А нам до нее дела, как тому зайцу до курева…

– То-то и воно. Тэпэр слухай: пану сотныку будэмо розповидаты так: була Донецька фильтрувальна станция, та ии москали вкралы. И до сэбэ у Сыбир вывэзлы.

– Кум Игнат. Станция не канистра спирту. Так просто в мешок не засунешь.

– Москали у нас цилу Одэссу вкрылы. Тэ мэнэ чуешь, Ярэма? Куды, гад, сховався?

– Под столом я. А Одесса пока наша, кум Игнат… Я вот чего думаю: а давай мы тут сами фильтровальную станцию устроим!

– Цэ ж як?

– А так, кум Игнат, а так! Тут я под столом насос нашел. Здоровущий такой насосище! Будем тем насосом фильтровать воздух. А напишем – воду фильтровали!

– Кому напышэмо, кум Ярема?

– А кому хошь! Я ж пысарь, бумага и… и… и ручка с собой. Хочешь, куму Авакову и куму Саакову черканем. Хочешь – самому Порошенке!

– Нэ Сааков, а Сакш… Сакш… Сакакашвили… А Поршенко той читаты нэ будэ! У нього вся жопа в шоколади! Вин ии облызнуть кому трэба дае, и за цэ ще й гроши бэрэ.

– А тогда давай Путину напишем.

– Тю! Та нас же розстриляють за цього кровососа!

– А мы никому не скажем, тихохонько напишем, тихохонько отправим. Года два пройдет – глядь, письмо и всплывет где надо. А напишем мы ему так: мол, ваши солдаты внагляк выкрали Донецкую фильтровальную станцию. А мы станцию Донецку вернули!

– Давай пышы, може, хоч дулю понюхать Путин дасть.

– Может, и дулю, а может, и табачку понюхать даст. Пишу и читаю, кум, тебе вслух:

У Московский Крэмль. Путину.

«Панэ Путин! Хоч вы и крымский сатрап, и чухан бурятский, и лохопендрик, мы вам по-соседски докладаем: Донецкую фильтровальную станцию вкралы якись недолюдки. Мы вам ии вертаем. Бо мы – щири украинци… Панэ Путин! У вас всего до черта, а у нас – одни дырки в горсти. Ввиду чего прышлить, будь ласка, до востребования…»

– Кум Игнат, как по-нашему, по-украински, «до востребования?»

– Нэ памьятаю. Може, «до запытання»?

– Тю. Это ж значит «до вопроса». До какого такого вопроса, кум Игнат?

– Тоди, може, «до побачення»?

– Тьфу! Где ж это мы з паном Путиным увидеться можем?

– Та у мавзолеи.

– Он туда не ходок. Туда сейчас одни мертвяки ходят!.. Ладно, давай, хоть на ссученной мове, а закончим: «Пришлите нам, пан Путин, для умиротворения души и для расслабления военной обстановки: двести ящиков кубанской сорокаградусной, триста палок сервелату финского, пятьсот прызырвативов и одного доброго вола…»

– Тю! А вола ж на що?

– А мы вола в бричку запряжем, скажем жинкам: на пашню пора! И медленно на нем, и вполшага, и водочку через соломинку потягивая – до баб, до баб! Ну, шо? Ничего не забыли? Одну печать поставить осталось.

– Печати-то у нас и нэма…

– Тогда подпись. Какую подпись поставим?

– А таку: дырэктор Тыхого океану и… и… Ново-украинской фильтрувальной станции – Игнат Скачко. Замиснык дыректора – Ярема Кныш.

– Так ты, собака, себе уже и зарплату директорскую намерял? Тебе, значит, баксы, а мне гривны мятые-перемятые?