Казнить или помиловать? (СИ)

Я видела, как на лице Вадима отобразилась ничем неприкрытая боль. Такая ощутимая. Явная. Словно оголенный нерв задели. Я сглотнула, уже ругая себя за то, что задала такой вопрос, ведь знала же, что люди просто так не связываются с Системой. Не могут пойти на это добровольно. Не могут отдать ей свою душу. Свою жизнь. Только если не родились в ней. Тогда уже сама судьба все решила, и с этим ничего не сделаешь. Но обычные люди… Это должно быть что-то поистине ужасное, что может толкнуть в лапы этого безжалостного, беспринципного чудовища, обгладывающего мясо до кости, разлагающего душу, выгрызающего сердце, зовущегося Системой.

— Ты можешь не продолжать…

— Не стоит жалеть меня, — хмыкнув, поговорил Док, собравшись с мыслями. — Это унизительно, знаешь ли.

Он попытался съерничать. Даже выдавил из себя улыбку. Такую фальшивую, что она выдала его с потрохами. Он с треском провалился, и его чувства обнажились. Я видела то, что творилось у него внутри. Я видела его глаза.

— Я оказался здесь из-за болезни моей первой и единственной любви. Да, сразу отвечаю на твой вопрос: Детра мне нравилась. Очень нравилась. У нас был потрясающий секс и душевные разговоры, которых мне не хватало здесь, но я не любил ее. Испытывал сильные чувства. Да не мог не испытывать, но это не была любовь. Единожды полюбив, ты потом не спутаешь это чувство ни с чем другим. И я не путал. Я наслаждался тем, что мог получить, что чувствовал, но никогда не обманывал себя, что это любовь. Это не было так, — пронизывая меня взглядом своих глубоких глаз, внимательно отслеживая мои эмоции.

Сейчас он оголял свою душу передо мной, и я начинала чувствовать себя неуютно: ерзать на стуле, заламывать пальцы, отводить взгляд. Чего не должна была делать, не под каким предлогом. Я сама затеяла этот разговор, и должна была мужественно его выдержать.

— Так вот. Мы встречались со школы. Она понравилась мне как только я ее увидел. Такую хорошенькую, с белоснежной улыбкой, длинными волосами, которые вечно хлестали меня по руке, стоило ей резко повернуться. Она была для меня всем. Мы всегда были вместе. Мы росли вместе. Потом помогали друг другу с поступлением. Снимали квартиру. Мы были счастливы. Казалось, что у нас одно сердце на двоих, пока у нее не обнаружили рак, — запнувшись на последнем слове, проговорил Вадим, сжав кулаки.

— Не стоит…

— Нет, я хочу закончить. Позволь мне закончить. Я никому не рассказывал об этом. Никому. Только Руслану. Он знал все изначально, еще когда нанимал меня, чтобы если что, то надавить. И я его не осуждаю, потому что иначе не добьешься ничего. Если будешь бесхребетным.

— Вадим, это слишком тяжело.

— Это жизнь, Рита, она не всегда сахарная. И если у тебя не хватает смелости принять ее реалии, то не стоит и вовсе топтать землю, — сухо бросил наемник, когда я попыталась снова его остановить.

Мы смотрели друг на друга в упор, и я видела, как Вадим злился. Это чувство разливалось по его жилам вместе с кровью, отравляя его существо. Еще минуту назад он был раздавлен, а сейчас холоден и расчетлив, и это меня пугало. Теперь я поняла, что значили тогда его слова о том, что он не смог вернуться к прежней жизни. Чтобы не случилось, Система уже тогда забрала его душу себе. Пропитала каждую клеточку его организма своим ядом. Подчинила его разум. И он был всецело ее. Он как наркоман зависел от дозы, только его тяжелым наркотиком была тьма и практическая вседозволенность, власть, за которую он отдал себя, не обращая внимания на смрад мертвечины.