Казнить нельзя помиловать

Помимо моей частичной занятости в нашей тюрьме меня регулярно приглашали провести независимые обследования в других. Тогда я всегда сравнивал обстановку в других учреждениях с нашими относительно высокими стандартами – предвзято и даже с некоторым самодовольством. Живо вспоминается, как я ездил в одну тюрьму в Ноттингемшир. Это тоже было гражданское дело, не уголовное. Заключенный, которого я должен был обследовать, на момент нашей беседы уже отбыл 15 лет из своего 25-летнего срока (за убийство человека во время столкновения двух враждующих группировок футбольных фанатов). Он подал в суд на администрацию тюрьмы за то, что она не обеспечивала его безопасность, и я обследовал его с целью выявить, не была ли в его случае допущена врачебная халатность – то есть оценить стандарты оказываемого ему лечения. Это был тощий, жилистый, лысый человек с поразительно сильным ливерпульским акцентом (в первую минуту я искренне решил, что он говорит на каком-то другом языке, может быть, на клингонском). Звали его мистер Джордж Сприггс, и хотя я не собираюсь поддерживать стереотипы о ливерпульцах, но он попросил меня звать его Спригзи – честное слово! Мне сообщили, что в окрестностях его камеры в тюрьме собралась банда молодежи, которая толкала спайсы другим заключенным, а потом требовала, чтобы за наркотики переводили ни с чем не сообразные суммы на внешний банковский счет. Спайсы когда-то были «легальными наркотиками» – это созданные в лаборатории вещества, которые действуют примерно как каннабис, и за свое недолгое существование – меньше 10 лет – они причинили множество хлопот администрации тюрем. Спайсы завоевали такую популярность, потому что дешевы, не выявляются большинством стандартных анализов мочи, а протащить их в тюрьму довольно просто. Они есть даже в виде спрея, который обнаруживали на детских рисунках, благополучно прошедших проверку службой безопасности. Никогда не понимал, что люди находят в этих спайсах. Я свой человек на фестивалях и рейвах, и зрелище гримасничающего незнакомого человека, отплясывающего топлесс, для меня не в новинку. Но при взгляде на таких людей сразу было понятно, что они веселятся на всю катушку. У них в голове свой маленький праздник на одного. А заключенные под спайсами, которых я видел, просто впадали в бешеное возбуждение, а иногда и в острый психоз.

По словам Спригзи, эта банда регулярно избивала своих жертв, у кого-то была даже трещина в глазнице. Спригзи решил, что не может оставаться в стороне, и сообщил приходящему раввину. Раввин договорился о встрече с надзирателем, чтобы передать ему имена подозреваемых и рассказать об их деятельности. По-видимому, после встречи другой заключенный в часовне подслушал, как надзиратель просит раввина уточнить у Спригзи кое-какие подробности. Спригзи назвали стукачом, и против него развернулась кампания ненависти. Ради безопасности его перевели в другое крыло, но агрессоры даже назначили награду за его голову.

– Три грамма спайсов каждому, кто меня отметелит. Плюс два грамма премиальных, если я попаду в больницу, – как он выразился не без излишней прямоты.

Он дважды переезжал в другую тюрьму, его даже перевели в крыло для социально незащищенных заключенных, обычно отведенное для тех, кто совершал преступления на сексуальной почве. Но репутация стукача и жажда мщения преследовали его, словно запах тухлятины.

Спригзи избивали раз шесть, на лицо ему пришлось накладывать швы – хорошо хоть не сбылась буквально поговорка «за стукачом топор гуляет». Когда его ради его же защиты держали под замком весь день, ему в лючок в двери плескали мочой, фекалиями и кипятком. Когда он рассказывал мне об этом, я не мог не пожалеть его. Да, он отнял жизнь человека, но уже отдавал долг обществу и, похоже, стал жертвой собственного альтруизма. Хотя я невольно задумывался, как с эргономической точки зрения наполнить пластиковую бутылку каловыми массами, чтобы влить в упомянутый лючок, и каковы могут быть последствия ошибки. Думается, бывают такие места, где никаких моющих средств не хватит. Даже еду для Спригзи тюремщикам приходилось паковать собственноручно, поскольку один раз в ней нашли экскременты (думаю, их удалось неплохо замаскировать в картофельной запеканке с мясом). По результатам обследования я заключил, что у Спригзи расстройство адаптации, которое можно считать периодом острой депрессии или тревожности из-за тех или иных травматических обстоятельств. Кроме того, я решил, что у него специфическая фобия (стойкий избыточный страх перед каким-то предметом или ситуацией). В случае Спригзи это была фобия нападения. Это следует отличать от нежелания испытать боль, свойственного нормальному человеку (кроме извращенцев-мазохистов): Спригзи постоянно размышлял об этом на грани одержимости, и фобия сильно мешала его повседневному функционированию.