Казнить нельзя помиловать. Бескомпромиссный подход к пунктуации

Короче говоря, в сфере употребления дефиса царит полная неразбериха, и похоже, дело только ухудшается. Если учесть, что еще пятьдесят лет назад писали Oxford-street вместо Oxford Street[362] и to-morrow вместо tomorrow,[363] нам остается только молиться о свете в конце туннеля. Интересно отметить, что, по мнению Кингсли Эмиса, пуристы, протестующие против дефиса в выражении fine tooth-comb,[364] совершенно неправы, полагая, что следует писать fine-tooth comb. Говорят, когда-то действительно существовала расческа, называвшаяся tooth-comb, и можно было купить разные ее модели, с зубцами разной частоты. Не правда ли, приятно узнать об этом? Век живи – век учись.

Чисто условные знаки

Передо мной лежит первое издание книги Эрика Партриджа «Прямо в точку» – я взяла ее в библиотеке Лондонского университета. В этой книге на тридцать третьей странице есть замечание на полях, сделанное много лет назад неким читателем. Замечание на полях? Да, и я неоднократно возвращалась к нему, потому что оно задевает за живое. В этом месте Партридж как раз собирается растолковать семнадцатый случай использования запятой («Запятые в распространенных сложных предложениях») и объясняет, что в данном случае сформулировать правила трудно. «Я ведь хочу помочь, а не обременять вас жесткими ограничениями, – объясняет он. – Изучая приведенные ниже примеры и размышляя над ними, любой человек со средними умственными способностями без труда усвоит эти не поддающиеся формулировке правила». На это неизвестный читатель старомодным почерком замечает на полях: «Чушь! Ты просто ленивая свинья, Партридж!»

Эта чернильная вспышка негодования вспомнилась мне сейчас по двум причинам. Во-первых, если уж Эрика Партриджа обвиняют в поверхностности, то можно представить, что ожидает меня. А во-вторых, этому ядовитому замечанию вполне может быть лет пятьдесят, как и самой книге «Прямо в точку». И тут есть о чем задуматься. Будущее книг – тема для серьезного разговора, который здесь, возможно, неуместен. Мы ежедневно слышим, что книга умерла и что даже малолетний тупица способен найти все, что нужно, в Интернете. И все же рискну вставить словечко. Из предыдущих глав должно быть ясно, что наша система пунктуации была выработана печатниками в эру печати и для ее выживания необходима печать, потому что в основе пунктуации лежат определенные договоренности между печатниками. Эти договоренности складывались медленно из-за свойственного печати консерватизма, и они остаются в силе, пока читателей учат ценить нюансы печатной страницы. Славная эра печати длится более полутысячи лет, и это явно пошло на пользу пунктуации. А роковая новость для пунктуации состоит в том, что в ближайшую пятницу в полшестого вечера печать дает прощальный банкет.

«Это все из-за электронной почты и SMS», – слышу я всякий раз, когда речь заходит об упадке пунктуации. И возразить тут нечего: влияние электронной эры на язык очевидно для всех, хотя процесс только начался и его последствия пока непредсказуемы.

– По мылу я пишу совсем иначе, – говорят многие с таким блаженным изумлением на лице, словно только что побывали у инопланетян. – Да, по мылу все не так, особенно знаки препинания. Кажется, что можно всюду ставить тире. И еще это: точка-точка-точка!

– Многоточие, – поправляю я.

– Просто невозможно удержаться, – продолжают они. – Как будто я вообще никогда не слышал о точке с запятой. Точка-точка-точка! И все так делают!

Письменная речь переживает бурное время: она приспосабливается к самому быстрому, универсальному и демократическому средству передачи письменной информации всех времен и народов. Однако некоторые за ней не поспевают, и с этим приходится мириться. Поздно требовать от Хайнца добавления знаков препинания к спагетти «Алфавит» в надежде, что все обойдется.

Поскольку мы были воспитаны как читатели печатного слова (а возможно, и писатели замечаний на полях книг), многие процессы, связанные с традиционным чтением, кажутся нам само собой разумеющимися. Поэтому давайте кое-что уточним. Печатное слово подается нам линейно, и основным средством передачи смысла слов, стоящих в определенном порядке, служит синтаксис. Мы читаем наедине с собой, мысленно слыша голос писателя и переводя для себя его мысли. Книга статична, она остается неподвижной, а читатель путешествует по ней. Приобретая книгу, мы в первую очередь активно стремимся к пониманию. Обладая книгой, мы думаем о потомках и преемственности. Зная, что печатное слово, прежде чем попасть к нам, подвергается редактированию, набору и корректорской правке, мы относимся к нему как к авторитетному источнику. Заплатив за книгу (как это чаще всего бывает), мы ощущаем себя инвесторами и собственниками, не говоря уж о сознании собственной добродетельности.