— Старший сотрудник отдела ценностей товарищ Сталин — спокойно ответил мужчина. Вождь кивнул задумчиво и вдруг спросил:
— А вы ничего странного не заметили товарищ старший сотрудник — сортируя ящики с золотом? Старший метнул быстрый взгляд на зама, продолжавшего непрерывно следить за беседовавшими…
— Заметил, товарищ Сталин… — взволнованно произнёс он — по привычке понизив голос… Вождь вопросительно поднял бровь…
— Я заметил товарищ Сталин, что в открываемых ящиках — первых двадцати — двадцати пяти лежало десять слитков. В ряд… А после них — по семь и три из них лежали поперёк ящика…
— Вы говорили о своих наблюдениях кому либо? — Сталин пристально посмотрел в глаза старшему сотруднику отдела ценностей.
— Я сказал о своих наблюдениях товарищу Логману, но он приказал мне заниматься своими прямыми обязанностями: сортировкой и взвешиванием… — глядя прямо в глаза Вождю, ответил старший сотрудник.
— Значит заниматься своими прямыми обязанностями… — задумчиво протянул Сталин и добавил странную фразу — и опять он прав… Развернулся; посмотрел в сторону зам директора. Тот тут же подошёл…
— Вы отстраняетесь от должности зам директора гохрана. Временно им побудет этот товарищ… — показал глазами на старшего сотрудника. А с вами побеседуют товарищи из НКВД… Логман рухнул на пол…
Вернувшись в кабинет, Сталин ещё раз прочитал текст, отпечатанный на машинке… Да… — он не будет предъявлять претензии испанскому правительству: незнакомец всё точно разложил по полочкам! И опять здесь засветились евреи…Мехлис… Орлов-Фельдбин… Розенберг… Сташевский… Кто там у нас ещё? — посмотрел в текст Вождь… Зиновьев, Каменев, Рейнгольд, Томский… Назначенный начальником самостоятельного 1 го отдела (охрана высших должностных лиц) главного управления госбезопасности Паукер — тоже еврей…
— Обкладывают суки! — скрипнул в ярости зубами Сталин. Успокоился — что там ещё? Донесение разведки о связях оппозиционных Гитлеру генералов с высшим генералитетом СССР: Тухачевским, Уборевичем, Якиром, Примаковым, Гамарником… Да ведь это же заговор! — в очередной раз вспылил Сталин, хотя это донесение читал совсем недавно… Рыков — бывший глава правительства снят — в августе с поста наркома связи… Нарком НКВД Ягода (Иегода) — снят с поста наркома в сентябре… Но откуда он мог всё это знать? Знать то, что ещё не произошло?! Откуда?!! Нужен: очень нужен мне этот человек! Тем более что в этом письме он и псевдоним свой назвал — Странник. Сталину до ломоты в суставах; до зубовного скрежета захотелось увидеть этого писаку; заглянуть ему в глаза и задать два вопроса. Пока два вопроса. Откуда он всё это узнает? И что ему нужно от товарища Сталина?!
Глава третья
Как ты встретишь меня моя милая…
Если приглядеться внимательно к карте, то на водоразделе Европы и Азии, именуемой Средиземном морем, можно с трудом разглядеть маленькую точку, упорно, словно букашка ползущую в только ей известном направлении… И уж совсем нельзя было разглядеть под слоем железа, именуемым палубой, ещё более мелкую букашку, хаотично — на первый взгляд, то появляющуюся; то исчезающую и хаотично перемещающуюся туда-сюда… Хаотично — на первый взгляд… С высоты какого-нибудь небожителя — суета сует и только… Вот только я так не думал… Пароход наш уверенно двигался в порт приписки; чрезвычайные события и происшествия миновали стороной нашу посудину. Даже погода — капризная для октября — и та баловала нас… Правда — как моряки говорят, иногда свежело… Это значит волнение и ветер, вызывающий это волнение, поднимался до 3–4 баллов и сухопутным крысам, которыми являлись большинство пассажиров, становилось не до морских красот и живописных закатов… Но на то они и сухопутные… А моряка такая погода только бодрит… И с таким определением таких вот моментов я тоже был не согласен… В глубине трюма, конечно, покачивало поменьше, чем в пассажирских каютах, но тоже было несколько гм… неудобно… А в остальном — прекрасная маркиза: всё хорошо, всё хорошо… И действительно: проливы уже прошли; с каждым днём мы всё ближе к Родине… И вскоре — ступим радостно на берег — такой желанный и любимый (сейчас), для большинства пассажиров. Да и для меня — каюсь, тоже! Ходить по земле как то предпочтительнее… Вот с такими мыслями я обычно укладывался спать в спальный мешок… И чем ближе к Родине, тем чаще посещала меня перед сном каверзная мысль: А как примет меня Родина после больше чем двух месяцев отсутствия? Я ведь и там не просто так ушёл в неизвестность…