Казус Белли

Конвойный вел себя свободно и расслабленно, он даже перевесил карабин за спину, перекинув ремень через грудь, что уставом не допускалось, зато было много удобнее. Со своим подконвойным он вел себя по-дружески, смеялся его шуткам и даже сам рассказал замшелый анекдот про петлюровца и раввина. Сергей, однако, слушал его невнимательно и все посматривал краем глаза на аппарат. Когда боец, совсем уже игнорируя устав, ушел по нужде, он заявил громким шепотом:

– Не полетит!

Клаусу бы следовало возразить, что тут ничто летать и не должно, но глаз у Сереги был наметан и обмануть его, когда дело касалось летательных аппаратов было трудно, если вообще возможно. Однако все они Сереге доверяли, поэтому Зяма нервно спросил:

– Почему не полетит?

– Ну, мужики, это же азы! Таких вещей стыдно не знать – безапелляционно выдал Сергей – Да потому, хотя бы, что снаряд с ракетным двигателем должен быть симметричным, а не то его будет произвольно болтать вокруг центра массы.

С центром массы дела действительно обстояли неважно. Аппарат представлял из себя несимметричную коробку из тонкой гофрированной стали, закругленную с одной стороны и плоскую с другой. На самом деле, это была жесткая гондола небольшого дирижабля, полученная их группой под липовый проект аэросаней, впоследствии благополучно похеренный.

– С чего ты взял, что двигатель реактивный? – усмехнулся Клим – Уж не потому ли, что ты сам на них помешался?

– А какой же еще? – Серега искренне удивился – Пропеллера-то нет.

– Плохой ты диалектик, Королев – поддел его Феликс – Нет в тебе широты мысли. Узко ты мыслишь

Королев окинул взглядом компанию. Зяма смотрел на него с грустной улыбкой, впрочем Зяма на всех так смотрел. Феликс ухмылялся во весь рот, наслаждаясь веселой перепалкой. Клим был серьезен, но он тоже всегда был серьезен. А вот Клаус смотрел в сторону и Серега не видел его лица, а зря. Всеволод был занят, он гнул на верстаке кронштейны для баллонов с кислородом и поэтому хорошо видел Клауса через пустые полки стальной лабораторной этажерки. Судетца явно что-то терзало, казалось он пытается что-то сказать, но не может на это решиться.

– Безынерционный двигатель Райхенбаха – хмыкнул Королев – Полет в эфире силой мысли. Слышали, как же. Это ж какую мысль надо иметь, чтобы поднять такую дуру в воздух!

– С мыслями у нас все в ажуре – Феликс явно пытался отвлечь гостя от Клауса – Особенно, после второй чекушки.

– А ты что скажешь, геноссе? – было заметно, что под шутливой формой вопроса кроется беспокойство и искренний интерес.

Клаус повернулся.

– Он полетит – спокойно сказал он.

– Так просто? – восхитился, не то искренне, не то притворно, Королев.

– Да! – отрезал Клаус – А вот куда прилетит? Это-то как раз и непросто.

Серега открыл было рот, наверное, чтобы сказать нечто убийственно-ироничное, но тут как раз вернулся конвойный и увлекательную перепалку пришлось прекратить. Вот только Всеволоду показалось, что для Клауса это было совсем не забавно. Когда Райхенбах проходил мимо верстака, можно было слышать, как он бормочет под нос:

– …И когда прилетит? Вот это уже совсем непросто.

Что Клаус имел ввиду Всеволод так и не понял… Но сейчас не следовало отвлекаться на вопросы, не имеющие ответа, а следовало как можно быстрее замаскировать аппарат. Самодельный финский нож, тщательно таимый от нечастых в их шараге шмонов, оказался неожиданно острым. К тому же аппарат и так сел в глубине небольшого распадка, густо заросшего ельником. Аэростат совсем сдулся, потерял весь гелий и висел вялым, бесформенным мешком. Поэтому замаскировать его оказалось несложной технической задачей. Именно так выражался Феликс, который был физиком-теоретиком и любую практическую проблему называл "несложной технической задачей". То, как Вуколов попал в их шарагу, осталось тайной, покрытой мраком, но Всеволод подозревал, что Феликса сумел вытащить с лесоповала Клим. Надо полагать, Звягинцев воспользовался тем, что НКВД-шное начальство не способно было отличить теоретическую физику от прикладной, да и о физике вообще имело весьма смутное представление. Сейчас же, точнее – неделю назад, Феликс рассчитывал нагрузки для нового, звездообразного авиадвигателя, еще не получившего кодовое имя.

Скорее всего, подумал он, из этого места надо срочно бежать, снова подняв аппарат и надеясь, что в баллонах хватит кислорода. И все же это место могло быть Швецией. О, как я хочу, чтобы это была именно Швеция. Пусть меня встретят неулыбчивые темно-русые мужчины в вязаных свитерах, бородатые, но без усов, как и полагается в Скандинавии. Пусть там будут степенные, румяные фрёкен и вежливые полицейские в синих мундирах. Пусть меня даже арестуют, пусть посадят в чистую скандинавскую тюрьму. Лишь бы только не малиновые околыши, лишь бы только не мерзлый ад лесоповала или кисло пахнущий смертью подвал.