– Вот я тебя и увидел. Не ожидал этого. Но ты здесь. Хорошо выглядишь. Семьдесят лет тебе не дашь. Здоровье ты себе сделал. Еще бы не сделать. С таким количеством подопытного материала… Вот только зачем оно тебе? Все равно – тебе не жить. Очень скоро тебя убьют. Жаль, что это сделаю не я. Очень хочется! Жутко хочется! С детства…
В сорок третьем году мне было семь лет. Отец мой был ранен на фронте, и после лечения в госпитале получил трехнедельный отпуск для поправки здоровья. Он приехал домой. Как я был счастлив! Но эти три недели нашего с мамой счастья закончились, и он опять отправился на фронт. Через три месяца он пропал без вести. Мы надеялись. Мы долго надеялись. Пока, уже после войны, не узнали, что он попал в плен, и был уничтожен в лагере смерти под названием «Рахен». Могилы, естественно не осталось. Хотя ею можно считать всю германскую землю, удобренную пеплом миллионов сожженных людей. И его пепел где-то там… В какой-то части образцовых немецких фермерских угодий, дающих обильные урожаи. Страшная вещь война…
Но я не знаю, каким образом он умер. Может, ты мне расскажешь?! Возможно, именно в тело моего отца ты вживлял куски собачьего мяса?! Или именно в его серые добрые глаза ты вводил иглами краситель, производя опыты по получению голубых арийских зрачков?! А, может, это его ты обкладывал льдом?! Или взрывал в барокамере?! Или бил разрядами тока высокого напряжения, устанавливая порог выносливости?! Ах, извини. Это из другой оперы. Током ты убивал группу монашек из какого-то монастыря…
А моего отца ты, наверное, просто пристроил в очередь к душевым кабинам, где вместо воды он получил порцию газа «Циклон Б». Ведь это, практически, гуманно. Почти безболезненная смерть. В один из июльских дней сорок четвертого года по твоему приказу были удушены двадцать четыре тысячи человек. Наверное, у тебя в тот день было плохое настроение… А, может, наоборот – хорошее? Отец мог быть одним из них. Но ты этого, естественно, не знаешь. У подопытных кроликов не бывает фамилий. Кому они нужны? Один умрет сегодня, другой – завтра. Живых – в достатке! Что ты мне скажешь?
Шенгеле молчал. У говорившего кисти скрещенных рук побелели от напряжения. Еле сдерживаясь, он продолжил:
– Жаль, что ты пока еще нужен живым. Я, как генерал КГБ знаю это, и потому тебе предстоит немного задержаться здесь. Но я знаю еще несколько вещей. Ты – не человек! Попы не правы. Бог не может допустить существования такого чудовища. Но ты живешь, поэтому – Бога нет. А раз его нет, то уничтожать нелюдей должны люди. Я же – человек. И ничто человеческое мне не чуждо. Поэтому я не в состоянии больше сдерживать себя…
С этими словами генерал резко выпрямился, сделал шаг в сторону Йозефа и мощный удар кулака в лицо опрокинул того на нары. Крепкие руки схватили Шенгеле за лодыжки, дернули, и он слетел на пол. Генерал принялся избивать его ногами. Он что-то хрипло бормотал по-русски и сладострастно хакал. Казалось, что в каждом его ударе присутствует частичка раздробленной именно для этого случая души.
Двое, стоявшие у двери, подошли и схватили генерала за руки. Тот, постепенно успокаиваясь, сел на нары, достал сигарету, дрожащей рукой щелкнул зажигалкой и закурил. Молодые люди тем временем подняли с пола Шенгеле, поднесли его к раковине и, включив воду, сунули голову под кран. Подержав Йозефа в таком положении около минуты, они закрыли кран и, швырнув тело на нары, невозмутимо заняли место у дверей.
Шенгеле от удара о нары пришел в себя. Он, слабо застонав, открыл глаза и столкнулся взглядом с генералом. Тот, улыбаясь и разглядывая с откровенным удовольствием разбитое и мокрое лицо жертвы, произнес:
– Ты не представляешь, насколько сладостно тебя бить. Я с удовольствием занимался бы этим весь рабочий день даже без перерыва на обед. Да еще бы брал работу на дом, где мне помогали б мои сыновья… Плохо, что в наше время нельзя устроить над тобой публичную казнь. Миллионы людей были бы счастливы посмотреть на твои мучения… Ну, а мне, к сожалению, не представится больше возможности тебя увидеть. Мы с полковником Фроловым работаем немного в разных ведомствах. Но он мой, можно сказать, друг и ученик, поэтому не смог отказать в просьбе повстречаться с тобой… Напоследок могу сказать, что впервые в жизни мне хочется, чтобы поповские бредни оказались правдой. В этом случае я желаю тебе скорой дороги в ад. Только там тебе и место!
Генерал встал. Шенгеле с трудом сел и с ненавистью взглянул на него. Дверь открылась, и молодые люди вышли в коридор. Генерал направился к выходу, но неожиданно остановился и, вернувшись к нарам, сообщил:
– Не получается у меня прощаться таким вот сухим образом. Да и продлить удовольствие хочется всегда. Хоть на секунду…
С этими словами он резко размахнулся правой рукой и влепил Йозефу в мокрую щеку тяжелую трескучую пощечину. Голова Шенгеле с глухим стуком ударилась о стену, и он потерял сознание. Генерал довольно посмотрел на распростертое тело и сказал по-русски:
– Вот это – другое дело! Нечего всякой гниде мне вслед пялиться.