Казус. Индивидуальное и уникальное в истории. Антология

Ноткер предупредил остальных монахов, и из них лишь Воло не придал предостережениям должного значения, сказав по поводу Ноткера: «Старики всегда грезят пустое». Наступивший день, последний день Воло, начался с того, что декан запретил ему «отлучаться куда бы то ни было из монастыря, как он имел обыкновение». Сидя в скриптории, Воло записал последнюю строчку в своей жизни: «И начал умирать» (ср. Ин. 4: 47), затем порывисто вскочил и убежал. Вослед ему кричали: «Куда теперь, Воло, куда теперь?» Воло стал взбираться на колокольню, «чтобы, поскольку запрещено было ногами, хотя бы взором обежать горы и поля и тем унять свой мятущийся дух (animus suus vagus)».

Следующая фраза Эккехарда — ключевая: «Когда же, взбираясь, он поравнялся с [местом] над алтарем девственниц, то, как верят, от удара сатаны (impulsu satanae) провалился сквозь крышу [церкви] и сломал себе шею». Ut crediting «как верят», — оговорка не случайная. В Annales Sangalenses maiores встречаем под 876 г. сухую строчку: Volo cecidit— «Воло свалился». Никаких комментариев. Но сам факт упоминания о падении Воло в этих официальных анналах, крайне лапидарных, где многое относится к событиям «большой политики», говорит о том, что этот случай в свое время произвел на братьев сильное впечатление227. Стоит отметить, что анналы, фиксировавшие события с 709 г., сохранились в манускрипте, над которым работал анонимный автор, доведший повествование до 956 г.228 Иными словами, монах около середины X в. счел важным сохранить память о происшествии 876 г. Детальный же рассказ Эккехарда и ссылка на существующую интерпретацию загадочного события (ut creditur) свидетельствуют, что этот казус волновал братию еще во второй четверти XI в., то есть примерно 150–160 лет спустя.

Было ли падение Воло несчастным случаем или все же самоубийством? Конечно, принять второй вариант можно лишь с известной долей сомнения, хотя в пользу этого и говорят некоторые обстоятельства. Кроме упомянутой выше неуверенности самого Эккехарда в сути происшествия, а также труднообъяснимого интереса к нему в санкт-галленской традиции, стоит, вероятно, задержаться на чертах характера Воло и на событиях, предшествовавших трагедии. Юноша, обладавший известным самомнением знатной персоны, одаренный в науках, непоседливый и непосредственный, даже, как мы бы сказали, романтичный, если, конечно, его страсть к любованию природой не вымысел Эккехарда, объясняющий, почему монах оказался на колокольне. Этот человек «мятущегося духа», принужденный жить в монастыре, претерпевая, по-видимому, нередкие и, может быть, унизительные для него наказания, уставший от нравоучений (показательна его реакция на предсказание Ноткера, если, конечно, это не топос видийного жанра), не нашедший сочувствия даже в своих родителях, вероятно, слыша от них те же слова, что и от своих собратьев, вполне мог впасть в отчаяние. А наказание, наложенное на него деканом в роковой день, стало последней каплей, переполнившей чашу терпения, и без того не слишком вместительную. Или, быть может, Эккехард намекает, что финал как-то определила фраза, записанная Воло в скриптории, о чудесном излечении Христом от смерти сына царедворца в Капернауме (Ин 4: 47–54).

Так или иначе, но Эккехард вынужден приписать происшествие «удару сатаны». Во всяком случае в это стараются верить. Интересно, что дьявол крайне редко появляется на страницах хроники: он фигурирует исключительно в рассказе о Ноткере, снискавшем славу своими разоблачениями козней сатаны, к которым хронист относит и падение Воло. Итак, фигура дьявола, безотносительно к вере в его коварство, помогает Эккехарду объяснить необъяснимое или по крайней мере не совсем очевидное.

В эпилоге к истории Эккехард отмечает, что Воло, некоторое время остававшийся живым, исповедовался Ноткеру, своему «господину, и святым девам», к которым он попросил перенести себя, объясняя это тем, что, «будучи нечестивейшим во всем другом, не познал ни одной девушки». Ноткер, приняв на себя грехи юноши, «сжав теснейшим образом» его руку, плакал навзрыд. И все братья присоединили к Ноткеру свои молитвы. А некоторые еще ранее, увидев или услышав падение Воло, принесли ему viaticum (последнее причастие), исповедовали и причастили. Уже после смерти монаха именно Ноткер омыл его тело, возложил на носилки и, отправляя погребальную службу, всячески заботился о захоронении, пообещав, что, «пока жив, будет лично выполнять обязанности монаха за двоих». В конце концов, на седьмой день Ноткера посетило видение, в котором открылось: «Прощены ему (то есть Воло. — Н. У.) многие грехи, ибо много любил» (ср. Лк 7: 47).