Кедровая долина

“О, моя Изабелла! Будь благословенно сострадающее женское сердце твое! – произнес Фердинанд и осторожно отвел королеву от носилок с телом, – ручаюсь, ни один из нас, оплакивая Моралеса, не подумал о жене его. Достанет ли мужества мужчине передать страшную весть несчастной Мари, смягчить ее горе, успокоить?”

“Это сделаю я, – без промедления ответила Изабелла, – исподволь и осторожно я подготовлю ее. Я знаю, как она любила, как он любил… Только я смогу оплакать вместе с ней потерю. Лишь женские уста найдут слова утешения. Она придет сюда, ко мне…”

У тела выставили охрану. Король принял меры секретности, дабы слухи не опередили сообщения властей, и не задали бы неверного направления чувствам и действиям людей, и не возникло бы в народе воления, чреватого народным волнением, столь нелюбимым монархами.

Глава 15

Нет, чует сердце, что большое горе

Судьба во чреве носит для меня.

Я трепещу, чего-то ожидая,

И это что-то горше и страшней

Разлуки с королем, моим супругом.

(Уильям Шекспир, “Ричард II”, перевод Мих. Донского)

После нежного прощания с мужем Мари долго еще стояла у окна и глядела, как собирается непогода, и, странное дело, пылкость и ласка последних минут будили в сердце ее не умиротворенность чувств, но смятение их.

Фердинанд нездоров? Он чего-то опасался? Отчего он был порывист, а не сдержан, как обычно? Он что-то предчувствовал? Или что-то знал и скрывал? Но боязнь за себя потеснила в ее душе тревогу за мужа. До конца ли простил? Любит ли, как прежде? Не пошатнулась ли вера в нее? Как жаль, что он ушел. Ей вновь и вновь нужны слова его уверений. Ей страшно без клятв его. Ей самой насущно вновь открыться, покаяться, довериться, признаться в любви.

С блеском первых молний исчезла тягость ожидания грозы, и полегчало на душе. Мари собрала домашних вокруг себя, повела оживленную беседу и до самой ночи старалась справиться с удрученностью, не вполне отступившей. Мари не ждала Фердинанда раньше утра следующего дня. Она отправилась на покой, и сон ее был крепок.

Мрачная громыхающая ночь сменилась тихим солнечным утром. Наперекор благолепию природы сердце пробудившейся Мари вновь сжалось от страха. Кровь стучала в висках. Перед глазами опять возникла сцена прощания вчерашнего вечера. Мари позвала Мануэлу, спросила, не вернулся ли Фердинанд. Служанка ответила, что господина до сих пор нет, и он никогда столь долго не усердствовал на совете. Взглянув на побледневшую хозяйку, Мануэла прикусила язык. Ужас охватил Мари, тошнота подступила к горлу.

“Мануэла, пошли кого-нибудь к королю, я хочу знать, что задержало мужа…” – с трудом проговорила Мари. Но не успели отправить посыльного, как явился Алберик и, не скрывая тревоги, сообщил, что Изабелла просит донну Мари срочно прибыть к ней, и что паланкин королевы дожидается у подъезда.

“О, госпожа, позволь мне сопровождать тебя, – плачущим голосом воскликнул паж, – я хочу знать, не случилось ли беды с моим добрым благородным господином: кого ни спросишь – все угрюмо молчат!”

“Замолчи и ты! – сердито зашипела Мануэла на Алберика, – невоздержанным своим языком хочешь госпожу убить?”

“Убить? – повторила услышанное слово Мари, – кого убить, кто убит? Что он говорит? Где мой муж?”

“Он задержался на совете у короля, моя госпожа, – поспешно ответила Мануэла, – не обращайте внимания на этого глупого парня – у короткого ума длинный язык. Ее Величество желают вашего срочного прибытия и прислали паланкин. А ты, Алберик, – шепнула она пажу, – тоже иди и возвращайся поскорей, лучше знать худое, чем томиться в неизвестности!”

Как мучителен и долог был этот краткий путь к Изабелле! Ожидание беды сжимало сердце, и мысли путались.

“Что произошло? Открылся секрет иудейства мужа, и он осужден? Я вызвана, чтоб разделить его недолю? Пусть так, главное – не разлучаться! Но ведь такого не случалось прежде в Испании! Нет, здесь другое злоумышление судьбы. Артур? Он исполнил угрозу? О, как жить тогда?”

Мари не заметила, как в голове мелькнуло имя, ею самой запрещенное для собственных уст и мыслей. Ибо воспоминания о Стенли омрачали благополучие нового счастья стыдом за обман и боязнью воскрешения греховной любви.

Окончился томительный путь, и Мари приготовилась услышать плохую весть, не зная какую.

С великой осторожностью, душевно и сочувственно Изабелла сообщила Мари о ночном несчастье. Избегая преждевременных утешений, без притязаний на монаршее величие, с сердечной простотой и по-женски сострадательно королева просила Мари дать выход горю и плакать и плакать досыта.

“Почему смерть на взяла меня? – повторяла Мари сквозь рыдания, – зачем понадобился ей мой благородный муж? О, Фердинанд, ты ушел, когда я только научилась любить тебя! Годами любви и верности я хотела искупить боль, что причинила тебе… Ты оставил меня одинокую, без друзей…”