“Сеньор Стенли, если вы действительно невиновны, – начал свое слово заместитель настоятеля отец Францис, – то неизбежно найдутся доказательства этого, ибо справедливость есть Божественное провидение, в которое все мы свято верим. Защита ускорит, а не замедлит, как вы ошибочно полагаете, развязку. Отвергая защиту, вы пренебрегаете жизнью, мудростью Творца вам дарованной, а это грех, подобный греху самоубийства!”
“Увы, святой отец, арсенал моих доказательств пуст – одни слова! – возразил Стенли, – и никто не поверит небылицам. Ведь я признался, что ненавижу Моралеса, что желаю его смерти, обломок моего меча был извлечен из мертвого тела, меня застали рядом с убитым, его кровь обагряла мои руки и одежду. Это все верно и это всем известно. А мой рассказ каков? В ночь убийства таинственно пропал мой меч. Я бросился его искать в разгар свирепой бури и неведомо зачем забрел на Одинокую улицу, где пусто – ни души. В темноте споткнулся, и вспышка молнии выхватила из мрака тело Моралеса, преградившее мне путь. Упав, я невольно испачкался кровью убитого. Я был столь сильно потрясен, что не нашел ни сил, ни духу, чтобы искать или преследовать убийцу и даже на помощь звать не мог. Кто здравомыслящий, зная то, что знают все, не рассмеется мне в лицо, услышав сей рассказ? Святой отец, ожидающую меня кару я приму, как справедливое воздаяние за грешные помыслы мои. Я не должен обольщаться надеждой на милосердие Господа. О, мой король, я слишком долго злоупотреблял временем почтенного собрания. Пусть суд продолжается, не отвлекаясь на мои неправдоподобные россказни”.
Безупречная честность и благородство речи Стенли растопили лед сомнения большинства сердец, и многие готовы были немедленно освободить его от оков и вернуть свободу. Но лицо отца Франциса осталось непроницаемым, и он велел дону Феликсу пригласить свидетелей.
Глава 19
Суд продолжался. Артур Стенли сидел невозмутимо, с гордо поднятой головой, и твердым взглядом смотрел на своих судей. Он не сомневался в исходе дела, он знал наперед приговор и готов был встретить смерть, как неизбежную кару. Груз становится легче, когда несешь его с покорностью. Приняв безысходность, Стенли умиротворил душу.
Свидетельство дона Алонзо звучало просто и непритязательно. Он до мелочей подробно описал место, где обнаружил тело убитого, рассказал о крайнем возбуждении Стенли, испачканного в крови Моралеса, упомянул извлеченный из мертвого тела обломок английского меча и четко ответил на все вопросы судей.
Затем настала очередь Педро и жены его Джоаны. Старик сообщил, что с первого дня, как англичанин поселился в его доме, ему слышны были из комнаты жильца часто повторяемые слова “кровь” и “месть”. Педро не преминул досадливо упомянуть, что постоялец почти не прикасался к прекрасным блюдам, приготовленным кулинаркой Джоаной, а это, безусловно, говорит о помрачении иноземного ума.
Отец Францис спросил, не случалось ли Педро или Джоане слышать от Стенли слово “убийство”, и получил отрицательный ответ. Пусть не удивляется современный читатель вопросу судьи. Ведь слова “кровь” и “месть” в те времена отнюдь не указывали на преступные намерения произносившего их – они лишь намекали на честный поединок. Другое дело – слово “убийство”!
Джоана припомнила, что как-то раз, когда она забирала от постояльца почти нетронутый обед, он, погруженный в свои думы, произнес “О, Мари, Мари!” Это заявление заставило Стенли покраснеть, отца Франциса – нахмуриться, короля – внимательно взглянуть на заключенного, а Изабелла многозначительно вскинула брови.
“В котором часу ваш жилец покинул дом в ночь убийства?” – продолжил заместитель настоятеля.
“Колокол кафедрального собора прозвонил одиннадцать раз”, – дружно ответили Педро и Джоана.
“Когда он улегся спать?”
“С заходом солнца, Ваша честь”.
“Он звал вас, просил огня?”
“Э-э-э…” – издал Педро неопределенный звук, а Джоана промолчала.
“Вспоминайте и отвечайте! – строго приказал отец Францис, – вы свидетельствуете под присягой, церковь наказывает за ложь!”
“Он просил огня, но…”
“Но вы не сочли нужным исполнить просьбу в поздний час! – грозно проговорил отец Францис, – а между тем, квартирант ваш утверждает, что отправился на поиски меча, и если это верно, значит, оружия не было при нем, и, стало быть, он не убивал! Принеси вы огонь, и мы бы знали с ваших слов, действительно ли он невооруженным покинул дом. Ваша нерадивость послужила во вред суду и заключенному и в помощь настоящему убийце!”