Кедровый лохотрон

Известие о том, что в крепости, рядом с ними жил человек, как говорится "с камнем за пазухой" и, улыбаясь тебе, тайно держал в загашнике заранее заготовленную бумагу с предписанием на твой арест, буквально всех взорвало. Ну а то, что полусотник городской стражи Сёмка Луговой, оказывается, не просто так гостил у свояка, а выжидал время, чтобы арестовать их товарища, привело к тому, что хутор, где пресловутая полусотня поджидала удобное время, сожгли. А самого свояка Сёмки, Киру Бедного, навсегда прогнали из этих мест с наказом никогда больше тут не появляться, во избежание, так сказать.

Точнее, дословно это звучало так: "Появишься, убьём, с…ка".

Этого хватило.

Народ местный был настолько зол на того свояка, что Кира даже не пытался оспорить или укрыться за спину маячившей за его спиной полусотни Лугового, которая, всё это время находясь рядом и молча глядя на творимое на хуторе "беззаконие", так и не решилась вступиться за своего ставленника.

Да ещё бы им было не стоять молча, когда за спиной "погромщиков и поджигателей" грозно маячил пулемётный броневик барона, любезно одолженный последним жителям крепостного посада для наведения в округе "порядка и справедливости". Ну а десяток лучниц амазонок с мощными дальнобойными луками, из числа подруг посадских, находившихся в это время на излечении в крепостном лазарете и согласившихся помочь товарищам, окончательно расставило все точки над i.

Спорить или отстаивать своё мнение противу толпы погромщиков ни у кого из полусотни Лугового не было ни малейшего желания. Как впрочем, было и понимание самого полусотника, что он проиграл.

Потому как не знать насколько метко стреляют прошедшие жестокую боевую практику и немногие выжившие в Приморье лучницы из амазонок, в крепости не мог только младенец. И соваться под меткий выстрел, дурных не было. Убить не убьют, но жестоко покалечат — точно.

Кире оставалось, лишь стиснув от бессильной злости зубы, молча смотреть как жгут его имущество и выгоняют его семью из новенького дома. Оставалось лишь громко ругаться и обещать пожаловаться в городской Совет на самоуправство поджигателей. Что, впрочем, никого не остановило.

К вечеру от многочисленных построек хутора остались одни головешки, а многочисленное семейство Киры Бедного на шести подводах навсегда покинуло подгорный край. Лишённая же нормального жилья полусотня Лугового, потому как никто больше не пускал его к себе на постой, вынуждена была перебраться в лес, по соседству с сожженным хутором.

Там они устроили себе временный лагерь в поспешно вырытых землянках. До "окончательного решения проблем с бароном", как многозначительно пообещал потерянному Кире бледный от бешенства полусотник.

Впрочем, сидеть и смирно ждать, когда кто-то где-то что-то за него решит, Сидор не собирался. Следовало предпринять превентивные меры, дабы окончательно не усугублять и так не слишком-то весёлую обстановку.

Да и оставлять без надзора доказавшую свою враждебность полусотню никто не собирался. По соседству с ними, на соседнем холме тут же был устроен тренировочный лагерь егерей из охраны обоза, где небольшой смешанный отряд из егерей, амазонок и ящеров, даже не скрываясь, присматривал за соседями.

Непонятная слабость, так с того памятного утра и поселившаяся в теле Сидора, проходила медленно, несмотря на все усилия крепостных врачей ящеров из госпиталя, но всё же, слава Богу, проходила. На лицо было явное отравление. Причём, достаточно серьёзное, раз даже, весьма и, весьма искушённые в таких вопросах ящеры виновато разводили руками и никак не могли быстро справиться с этой напастью. Только вот кто был в том виноват, всё равно было непонятно.

Кабатчик, несмотря на все его письменные признания, был отброшен сразу. Его "признание" — пустая, ничего не проясняющая отмазка перед городскими властями, не более. На случай, если бы пришлось серьёзно разбираться и доказывать собственную невиновность в якобы "поспешной и незаслуженной" казни. И все причастные к последнему и единственному допросу кабатчика это прекрасно понимали.

Брошенные в запале и зафиксированные на бумаге злые, поносные слова кабатчика являться серьёзным доказательством не могли, как бы им того не хотелось. Надо было искать истинного виновника. И, что самое интересное, был один такой на примете. На это место уверенно претендовал другой человек, из недавно поселившихся в этих местах новых поселенцев.

Подозрение вызывал держатель трактира возле входа в "мокрую кишку", или, как его называли там, на месте — рюмочной.

Не одного Травника с Кузнецом, оказывается, обеспокоил новый содержатель рюмочной. И комендант Тупика, и многие из числа посадских хуторян чуть ли не с первого дня появления того в горах искоса посматривали на того, внимательно отслеживая и контролируя его поведение.

Ну а помощнички рюмочника сразу не понравились всем. Слишком уж у многих из местных была большая практика знакомств с подобными личностями. Людоловов в этих свободолюбивых местах сильно не любили.