Кегельбан для безруких. Запись актов гражданского состояния

I. РАЗМИНКА. ИГРА «ПЛАСТУНЫ»

Участники ложатся рядом на линии старта. По сигнальному хлопку ползут к финишу.

Примечание: Применяются различные способы переползания: самый легкий — на четвереньках; более трудный — на получетвереньках, то есть, упираясь в землю ладонями, предплечьями и широко разведенными коленями; трудный и доступный лишь пионерам старшего возраста — по-пластунски.

Когда в окно постучали, Саша Подряников пил чай с медовыми пряниками и размышлял о том, что простой карандаш невозможно исписать до конца, и поэтому глупо класть в огрызок грифель — умнее экономить. Нежданность звуков из внешнего мира заставила Сашу отпустить чашку, и кипяток обжег ему пятки. В мартовских сумерках на балконе расплывался человек в сатиновых трусах и майке. Он призывно махал веником, как флагом.

Саша вспрыгнул на подоконник, высунул голову в форточку и спросил:

— Тебе что надо?

— Здравствуйте, — сказал незваный гость. — У вас не найдется на время штанов моего размера или еще большего?

— А почему на моем балконе? — спросил Подряников. — И вообще, кто вы?

— Только что я размышлял над этим, — ответил человек. — Оказалось, что я — юный Пифагор на Олимпийских играх, и жизнь моя — забег треугольной формы. Я — гипотенуза, враги мои — катеты, я бегу по биссектрисе и ощущаю, как до хруста они сжимают мои кости, прессуя в точку на финише, как суммой своих квадратов давят меня, не открывшего еще закона самоумножения… Зачем? — спросил он. — Зачем, не подумавши, решился я на роль лидера и грудью принял ленту? Надеялся, поддавшись инерции, бежать и бежать очертя голову, чувствуя затылком, как стали шелковыми мои враги, как жалко трепещут в зените моего бега, и вдруг оказался в упряжке. Единственный, кого удалось захомутать на финише. Я — человек-проигрыш, — договорил он так, словно уже решился сигануть вниз.

— Как вы возникли на балконе? — спросил Саша с надеждой на более доступный его пониманию ответ.

— А вот, по лестнице! — удивился человек Сашиной несообразительности.

Подряников посмотрел наверх и увидел открытый люк пожарной лестницы, в котором плавала голова женского пола. Тут же, открытым настежь ртом, по краям которого плавилась от гнева помада, голова завизжала:

— Вернись, дурак! Что люди подумают?

— Вы, часом, не грабитель? — спросил Саша.

— Будь я грабителем, Фрикаделина кричала бы не «вернись», а — «караул». Что я мог украсть? Собственный веник, что ли, добытый в командировке? На тебе мой веник, — сказал гость и запустил им в открытый люк. — Откройте, мне холодно, — попросил он Сашу.

Но Подряников еще колебался. Он спросил, не состоит ли собственник веника на учете в каком-нибудь диспансере, и получил ответ от головы женского пола, после которого сразу повернул шпингалет, опасаясь услышать о себе что-нибудь похуже. Гость проник за порог кухни и спросил:

— У вас нет выпить?

— Водки?.. Или вина?.. Стакан?.. Или рюмку?

— Капель Зеленина. Сорок…

Выпив капли, гость успокоился, стал тихий, как мальчик, выпущенный из угла.

— Представьте, она вероломно напала на меня с ножкой от табуретки, когда я мирно лежал на постели и мечтал о лучшей доле, — сказал человек, усмиряя руками дрожь в коленях. — Я пробовал защищаться веником, потому что перед тем, как лечь, подметал пол, но что может веник против ножки? — Тут он сделал паузу, приглашая Сашу согласиться. — Отступая, я очутился на кухне, а потом — на балконе. Дальше пятиться было некуда, и я уже подумывал, не броситься ли головой вниз — мертвые сраму не имут, — как увидел спасительный люк к вам. Ловко, не правда ли?

— Это ваша жена? — Саша кивнул на голову, все еще маячившую в люке.

— Разве на любовников обрушиваются с ножкой от табуретки?.. Смотрите, не уходит, никак не поверит, что я ускользнул, — и гость показал своей жене язык. — А ведь я даже мог выиграть поединок. Надо было встать на ступеньку, одной рукой схватить ее за нос и нагнуть голову, а другой — прихлопнуть крышку люка… Жалко, что сразу не сообразил: ее голова оказалась бы в моих руках, а я из простого обывателя превратился бы в Персея.

Саша засмеялся. Гость посмотрел на него серьезно, вспоминая свои слова, и тоже рассмеялся этому Персею с веником. И все, что стояло на столе, подхихикало им.

— Рассеянность и привычка спохватываться на лестнице — мои бичи. На работе, например, я всегда забываю, что мне надо делать, и полдня сижу вспоминаю, пока кто-нибудь придет и напомнит. Но обычно звонят. — Гость опять стал серьезным. — Моя фамилия Сусанин, зовут Адамом.

— Я вас знаю, — сказал Саша, — вы директор типографии. Я работал там одно время в отделе снабжения.