— Яхта, — повторил я. В наших краях это была еще большая редкость, чем земной транспортник или круизный лайнер. Обычная яхта, конечно, если к ним применимо слово «обычная», нуждается в регулярном и сложном обслуживании. А до ближайшего по-настоящему развитого мира — почти двадцать световых. — Что это за модель, «Рикша»?
— Не знаю. Их сейчас много развелось. Может, развалюха, а может, летающий дворец.
— Скоро будет?
— Через полчаса. — Огарин достал трубку. — Или чуть раньше.
— Наверное, на дозаправку или ремонт идет, туристы загодя предупреждают, — предположил я. — Можно мне посмотреть?
— Да смотри, мне-то что.
Мы стояли, глядя на зачирканное метеорами небо. Углядеть в нем корабль — почти невозможно. И все-таки было что-то завораживающее в этой безумной попытке — среди тысячи сгорающих звезд разглядеть одну, живую.
— Помнишь, как мы познакомились? — спросил вдруг Денис. — Точно так же. Ты выбрался на поле поглазеть на какой-то корабль.
— Помню. Ты меня еще чуть не пристрелил.
— Ага. Ну что ты хочешь, я же третий день был на планете. К вашей безалаберности еще не привык. На Ханумаи мне дали бы отпуск за пристреленного нарушителя.
— За пристреленного мальчишку.
— Без разницы. Режим космопорта — это режим. Брось, Лешка. Кто старое помянет…
— Угу.
Огарин похлопал меня по плечу.
— Знаешь, буду я скучать, наверное. И без вашего сумасшедшего неба, и без этих придурков-абори. И без тебя тоже.
— Без меня, придурка.
Капитан тихо засмеялся.
— Злись. Только не на меня злись, такая злость — бесплодна. На себя. Всегда и во всем. Чтобы ты ни сделал неправильного — злись на себя. Это иногда помогает.
— Корабль, — сказал я.
— Где? — Огарин вновь задрал голову.
Я соврал ему. Не потому даже, что хотел прервать поток нравоучений. К ним я привык, да и говорил Денис большей частью правильные вещи.
Мне просто захотелось тишины.
Это смешно, наверное. Вот только Денис для меня был другом, настоящим другом. Я это только сейчас сумел понять. Все остальные, ну, даже те, с кем я времени проводил в десять раз больше, они были наши, местные. Я их знал как облупленных, и они меня тоже. Это все-таки не совсем дружба, когда выбирать не приходится. С Денисом мы подружились после того, как он десять минут продержал меня на прицеле, а я позорно разревелся. И виделись-то не очень часто, он вечно был занят, старший офицер гарнизона из двадцати человек, а мне надо было шастать по лесам и обихаживать абори.
Но он был моим другом. Теперь его не будет рядом. Останется наш маленький поселок, останется гарнизон, останется это рассыпающееся под ногами взлетное поле, и миллионы сгорающих в небе звезд пеплом лягут под ноги. Денис улетит к новому месту службы, а я еще месяц-другой поругаюсь с общиной, а потом пойду к напомаженной Ноновой с букетом алых роз.
— И впрямь корабль, — удивленно сказал Денис. — Как ты разглядел? Таких талантов не замечал.
Я удивленно посмотрел в небо. Да. Точно. Красная точка, на первый взгляд неотличимая от тысяч других, никак не собиралась гаснуть, да и двигалась ощутимо медленнее.
— Идет на плазменных, до посадки минут пятнадцать — двадцать. — Капитан покачал головой. — Нет, ты и впрямь молодец! Как углядел?
Ощущение было дурацким.
Мне всегда хотелось, чтобы он меня хвалил. От родителей доводилось иногда слышать слова одобрения. От него — никогда или почти никогда. Не за что было. Да и сейчас, если честно, не за что.
— Никак, — сказал я. — Не видел я корабля. Просто так сказал, наудачу.
Огарин хмыкнул.
— А может быть, и это — хорошо?
— Чего ж хорошего?
— Удача, хоть кусочек удачи. Пропадешь ты тут, Лешка. Точно пропадешь.
— У нас планета мирная, добрая. У нас только негодяи да бездельники пропадают.
— Лешка, пропасть можно по-всякому. Даже оставаясь живым и здоровым, с хорошенькой женой, здоровыми ребятишками и приличным счетом в банке. Для некоторых — не это главное.
— Для тебя, например?
— Ага, — с удовлетворением ответил Денис.
— Ты потому пошел в космопехоту?
Огарин усмехнулся:
— Да я ведь тебе не рассказывал никогда. Теперь можно, пожалуй.
— Что, достаточно для этого вырос? — иронично спросил я.
— Не в том дело. Да. Пожалуй, тебе это нужно услышать. Я ушел в космопехи, потому что моя сестра была дурой.
— Чего?
Мне сразу представилась картина — обиженный злой старшей сестрой Денис собирает вещи в котомку, ворует у родителей кредитку и зайцем летит на Терру.
— Моя сестра была дурой, — повторил Денис. — Мы с ней были двойняшками. Ну, тут все понятно. Драки на подушках, секреты, ябедничанье родителям. А еще она всегда боялась, что ее изнасилуют. Наверное, ей этого подспудно хотелось. Дружка надо было завести, но она комплексовала и боялась. Я же с Милости Господней, слышал?
— Да.
Мне стало не по себе. Денис явно собирался рассказать что-то, не предназначенное для чужих ушей. Но отказаться слушать тоже сил не было.
— Порядки у нас строгие были. Куда строже ваших, православных. Император это терпел. Но после мятежа фундаменталистов направил десант.
Голос у него был ровный-ровный. Лучше бы он злился, когда все это рассказывал, или переживал.