Кейджера Гора

Я снова беспомощно поцеловала его, и он немного отстранившись от меня, позволил осмотреться. И первое, что бросилось мне в глаза, была цепь, пристёгнутая к общей цепи фургона. А на конце этой более короткой цепи висел открытый ошейник, который был тут же приложен к моей шее и замкнут. Дрожащей от страха и возбуждения рукой я коснулась его. Вот я и оказалась на той же самой цепи, что и другие женщины.

Мужчина встал, я осталась лежать у его ног, на деревянном, застеленном одеялом, дне рабского фургона, прикованная цепью. Он превосходно попользовался мной. И мне оставалось только гадать о своей судьбе. Кто знает, возможно, теперь его развлечёт взять, и передать меня властям. Я не знала.

— Ты всё ещё утверждаешь, что была свободной женщиной, Тиффани? — спросил он.

— Почему нет? — вопросом на вопрос ответила я.

— Да потому, что у Тебя чувства и рефлексы рабыни, — усмехнулся он.

— Я ничего не требую, — прошептала я, побежденная и закованная.

— Ты действительно свободна? — уточнил он.

— Да, но ведь это уже не имеет значения, не так ли? — спросила я.

— Совершенно никакого, — кивнул он.

— А что думаете, Вы? — решилась узнать я его мнение.

— Я уверен, что Ты — рабыня, — сказал он.

— Я не заклеймена и на мне нет ошейника, — напомнила я ему, — если, конечно, не считать транспортировочного ошейника цепи фургона.

— Думаю, мы решим этот вопрос, — усмехнулся он, — Ещё до прибытия в Ар.

Я пораженно уставилась на него, но, повинуясь его взгляду, быстро встала на колени перед ним, уперевшись ладоням в пол.

— И привыкай обращаться к свободным мужчинам не иначе как «Господин», а к свободным женщинам — Госпожа, — велел мужчина.

— Да, Господин! — покорно сказала я.

— И ещё, Ты здесь — самая низкая девушка, — объявил он, и заметив моё непонимание, добавил: — это значит, что Ты, обращаясь к своим сёстрам по цепи, также говоришь «Госпожа».

— Да, Господин! — заплакала я.

— Теперь Ты — фабричная девка, Тиффани, — сказал он.

— Да, Господин! Спасибо, Господин! — утирая слёзы, сказала я, и склонив голову, покрыла его ноги поцелуями благодарности.

Он тогда развернулся и ушёл, прихватив с собой фонарь, оставив меня в темноте фургона. Дурбар последовал за ним.

А мне не осталось ничего иного, кроме как лёжа рядом со своими сестрами по цепи, попытался собрать вместе свои разбегающиеся мысли. Я снова оказалась в плену, и это пугало меня. Кроме того теперь я могла лишь развлекать себя мыслями об очередном побеге, в реалистичность которых сама не верила. Ну не надеяться же мне, право, что некие таинственные мужчины, опять внезапно появятся, чтобы освободить меня, как это произошло в лагере Майлса из Аргентума. Или поверить в то, что эти мужчины, несомненные профессионалы в части обращения с живым товаром, вдруг захотят, подобно Спьюсиппусу, использовать деревянный ящик для рабской конуры.

Кроме того, насколько мне было известно, охрана за высокими серыми фабричными стенами была доведена практически до абсолюта. К тому же, можно не сомневаться, что когда я окажусь за теми стенами, я уже буду отмечена и клеймом, и ошейником. Можно добавить, что если там рабыням и разрешено одеваться, то только в специальную одежду предприятия, так что даже если бы кому-то из рабынь действительно удавалось выбраться за стены, то можно было не сомневаться, что её моментально схватит первый же свободный мужчина и возвратит владельцам завода.

И уж конечно хозяевам заводов не было нужды арендовать слинов, они у них были свои, и для того, чтобы охранять двор ночью и для того чтобы, если потребуется, преследовать рабынь. Нет, девушки не сбегали с фабрик.