Я снова беспомощно поцеловала его, и он немного отстранившись от меня, позволил осмотреться. И первое, что бросилось мне в глаза, была цепь, пристёгнутая к общей цепи фургона. А на конце этой более короткой цепи висел открытый ошейник, который был тут же приложен к моей шее и замкнут. Дрожащей от страха и возбуждения рукой я коснулась его. Вот я и оказалась на той же самой цепи, что и другие женщины.
Мужчина встал, я осталась лежать у его ног, на деревянном, застеленном одеялом, дне рабского фургона, прикованная цепью. Он превосходно попользовался мной. И мне оставалось только гадать о своей судьбе. Кто знает, возможно, теперь его развлечёт взять, и передать меня властям. Я не знала.
- Ты всё ещё утверждаешь, что была свободной женщиной, Тиффани? – спросил он.
- Почему нет? – вопросом на вопрос ответила я.
- Да потому, что у Тебя чувства и рефлексы рабыни, - усмехнулся он.
- Я ничего не требую, - прошептала я, побежденная и закованная.
- Ты действительно свободна? – уточнил он.
- Да, но ведь это уже не имеет значения, не так ли? – спросила я.
- Совершенно никакого, - кивнул он.
- А что думаете, Вы? – решилась узнать я его мнение.
- Я уверен, что Ты - рабыня, - сказал он.
- Я не заклеймена и на мне нет ошейника, - напомнила я ему, - если, конечно, не считать транспортировочного ошейника цепи фургона.
- Думаю, мы решим этот вопрос, - усмехнулся он, - Ещё до прибытия в Ар.
Я пораженно уставилась на него, но, повинуясь его взгляду, быстро встала на колени перед ним, уперевшись ладоням в пол.
- И привыкай обращаться к свободным мужчинам не иначе как «Господин», а к свободным женщинам - Госпожа, - велел мужчина.
- Да, Господин! - покорно сказала я.
- И ещё, Ты здесь – самая низкая девушка, - объявил он, и заметив моё непонимание, добавил: - это значит, что Ты, обращаясь к своим сёстрам по цепи, также говоришь «Госпожа».
- Да, Господин! – заплакала я.
- Теперь Ты – фабричная девка, Тиффани, - сказал он.
- Да, Господин! Спасибо, Господин! – утирая слёзы, сказала я, и склонив голову, покрыла его ноги поцелуями благодарности.
Он тогда развернулся и ушёл, прихватив с собой фонарь, оставив меня в темноте фургона. Дурбар последовал за ним.
А мне не осталось ничего иного, кроме как лёжа рядом со своими сестрами по цепи, попытался собрать вместе свои разбегающиеся мысли. Я снова оказалась в плену, и это пугало меня. Кроме того теперь я могла лишь развлекать себя мыслями об очередном побеге, в реалистичность которых сама не верила. Ну не надеяться же мне, право, что некие таинственные мужчины, опять внезапно появятся, чтобы освободить меня, как это произошло в лагере Майлса из Аргентума. Или поверить в то, что эти мужчины, несомненные профессионалы в части обращения с живым товаром, вдруг захотят, подобно Спьюсиппусу, использовать деревянный ящик для рабской конуры.
Кроме того, насколько мне было известно, охрана за высокими серыми фабричными стенами была доведена практически до абсолюта. К тому же, можно не сомневаться, что когда я окажусь за теми стенами, я уже буду отмечена и клеймом, и ошейником. Можно добавить, что если там рабыням и разрешено одеваться, то только в специальную одежду предприятия, так что даже если бы кому-то из рабынь действительно удавалось выбраться за стены, то можно было не сомневаться, что её моментально схватит первый же свободный мужчина и возвратит владельцам завода.
И уж конечно хозяевам заводов не было нужды арендовать слинов, они у них были свои, и для того, чтобы охранять двор ночью и для того чтобы, если потребуется, преследовать рабынь. Нет, девушки не сбегали с фабрик.