Кейн Черный Нож

- Утверждаю, - ответил я, - что ты слабак, ссыкливый проныра. Ты же капитан-рыцарь, срань господня! Не будь у тебя Хриловой Силы, Хриловой Скорости, Хрилова Заднего Выхлопа и Хрил знает чего еще, все равно ты вдвое меня больше. Чего боишься?

- Мое промедление, - сказал он не спеша, - происходит от долга, который имеет перед вами Орден. За спасение Рыцаря Тартелл и помощь в борьбе с народом Черных Ножей. Понимаете ли вы, что прими я Вызов, вам придется Отвечать, ваше здоровье, ваши члены и сама жизнь будут в опасности? И даже если Хрил благословит вашу сторону, ранения могут оказаться недоступными даже для Его исцеляющей Любви?

Я оскалился. - Не тупой.

Еще миг он смотрел на меня. - Вы не отступите? У вас нет надежды победить в поединке, Кейн Безземельный, и я не желаю причинять напрасный вред.

- Милосердие - отговорка трусов. - Я уже не говорил сам. Это черные молнии двигали моими губами и гортанью. - Хрилу решать, кто победит. Не так ли? Или ты впал в ересь?

Он опустил голову, печально вздыхая. - Очень хорошо. Примирись с богом, в которого веришь, малыш; второго шанса не будет. Бросаю Вызов.

- Согласен, - отозвался я. - Принимаю.

И так мы стояли на краю верхнего бастиона, в клубах тумана от водопада. Я спиной к обрыву. Он - к выходу тоннеля. Луна, почти полная и почти над головами, осветила десять футов мягкой травы между нами, блекло, словно набросок углем на пергаменте. Он поднял моргенштерн обеими руками; солнце зашло, и он мог омыть оружие лишь в отраженном свете солнца - свете луны; так он приготовился к молитве, которая должна была освятить предстоящее Сражение.

Он выпрямился во весь рост и поднял голову к свету Хрила - рыцарь Хрила встает на колени в последний раз, когда принимает Присягу, если только не побежден и не Сдается - и, едва он завел на высоком старолипканском свои "Аммаре Хрил Тирхаалв Дхаллейг", семигранный овал булавы засветился огнем святого Эльма, сияние опускалось по рукам - я сделал один широкий шаг для разгона, и прыгнул.

В те дни - за годы до Берна и Косалла, перерезавшего мне позвоночник - я прыгал очень резво.

Дисциплина Контроля так усилила ноги, что я словно очутился на луне; когда арка прыжка повела меня вниз, я все же был на уровне его головы, так что оказалось довольно просто пнуть ногой древко булавы как раз на уровне центра тяжести.

Да, в те дни я вытягивал на семьдесят пять кило живого веса - Хлейлок даже голым был бы под сто пятнадцать - и мне пришлось бы напрячь обе руки, даже просто поднимая булаву, не говоря об игре в гольф, тем более о сражении. Но я не размахивал ей.

Я падал на нее.

Семьдесят пять кило плюс кинетический импульс были вложены в отточенный удар ногой, и двуручная хватка стала точкой опоры, а древко рычагом, которым я, как Архимед, готов был перевернуть мир - голову моргенштерна.

Булава со всей дури врезалась ему в левый висок. Обычный человек был бы убит. Хлейлок даже не упал. Однако эффект был впечатляющим.

С влажным хрустом распалась глазница, скула брызнула кровью в туман; удар развернул голову, моргенштерн скользнул, снося пол-лица. Оружие выпало из слабеющих рук, он пошатнулся, пытаясь повернуться за мной, приземлившимся, пытаясь поднять руки - даже ошеломленный, он старался сражаться - но левый глаз висел наружу, шлепая по черным от крови зубам, оказавшимся также снаружи, ведь губа валялась где-то в траве, прилипнув к грани булавы, и это чертовски мешало ему нацелиться. Он крутил головой, словно решая, какому глазу доверять. Пока он не опомнился, я провернулся в стиле муай-тай и нанес удар ногой в почку, достаточно сильный, чтобы он пошатнулся и побрел в сторону откоса. Я прыгнул следом, уперся ногами и надавил руками в спину, ускоряя его, и знаете, будь он не Легендарным Воителем, а простым Пуртином Хлейлоком, все равно мог бы одолеть меня. Другой рыцарь упал бы, чтобы поскорее подняться. Но Хлейлок дошел, шатаясь, до самого края, вернул равновесие и развернулся ко мне.

Как раз чтобы серединой груди встретить старый добрый удар с полулета.

И сам полетел далеко, далеко вниз, необычайно тихо, с равнодушным взглядом здорового глаза, взглядом бесконечной уверенности - "еще не кончено, малыш".

Пропасть - сотня ярдов до самых высоко расположенных костров Черных Ножей - не соглашалась с ним.

Я упал у самого края и лежал там, позволяя черным разрядам молний всосаться в мокрую траву.

Водопад ревел слишком громко, чтобы я услышал звук падения.

Когда утихла дрожь, я подтащил к краю обоих огриллонов и столкнул ему вслед. Подобрал ножи, спрятал в рукавах, потом отошел и стряхнул остатки лица Хлейлока с булавы.

Поднял обеими руками, глядя, пока они не заныли. Не просто оружие. Символ. Утренняя Звезда. Просветление. Заря Истины и Правосудия, что Разрушает Ночь Неведения и Греха. Помню, я гадал, не успел ли Хлейлок осознать иронию ситуации: его словно убила ручища Самого Хрила.

Затем я пожал плечами и швырнул булаву с утеса.