Кейн Черный Нож

Его Малый Щит теплый, как плоть - изогнутое и нежно мерцающее почти-стекло, подается под рукой. Я бы оперся о мягкое, восстанавливая дыхание, но если он откинется, Щит врежет мне по лицу; так что я устраиваюсь у скругленной веками стены. Однако даже прислоняться к ней опасно: веки становятся тяжелыми, колени подгибаются и встань, засранец, встань, драть тебя в зад, вст...

Осторожно пошатываясь на ставших чужими ногах, я пытаюсь снова. - Сюда, разрази тебя бог. Поговори со мной. Куда они ее утащили?

На той стороне Щита Рабебел все еще сражается с кровавым перекошенным капюшоном. Торчащая из-под ключицы стрела качается в своем неровном ритме, а вторая, вошедшая в легкое, в ритме ином.

- Ублюдок... стой там, ты... ублюдок... - шипит он. Пытается оторваться от стены маленького каменного укрытия, но ноги у него еще слабее моих, он снова падает на песок, наметенный в угол этого каменного мешка.

- Просто оставайся там... Они вернутся, в любую секунду вернутся. Просто... я просто... Засранец. Ты засранец.

Он говорит так, будто это самое гнусное из ругательств.

- Прежде... чем я сделаю это... хочу только - хочу увидеть, как они убивают тебя. Надеюсь, они... ух. Ух. Надеюсь, будет больно.

Итак, он из тех, кому всегда нужно кого-то обвинять. Возможно, причина тут есть.

- Слушай, забудь меня. Ха? Подумай о Тизарре. Хочешь оставить ее с этими?

- Мне... мне плевать, - взвизгивает он. - Ахх... хсс. Вот он. - Рука выныривает из плаща с каштаном. - Последний... я сохранил...

- Слушай, разрази тебя бог! - Я даю Щиту хорошего пинка носком сапога, удар передается через Потоковую связь, заставив его охнуть. - Мешок желтого дерьма - да, ты уйдешь чистеньким. Что с Тизаррой?

- Засранец. - Кровь чертит в лунном свете черные полосы снизу носа, он наконец встречается со мной глазами. Никогда не видел на лице человека столь откровенной злобы. - Он был моим, засранец. Моим. Мой выстрел. Все эти годы... работать, ждать... и ты, засранец.

Какого хрена он несет? - Давай, Рабебел - это последний шанс не быть ссыкливой сучкой...

- Он был моим! - Вопль выбрасывает черную пену на песок меж нами. - Моя идея. Мой план. Моя, засранец! А потом ты... ты... теперь все тебе...

Голос ломается, слышны сиплые резкие вздохи и...

Он рыдает?

- Кто ты вообще такой? А? Что ты за хрен? Гребаное ничтожество! Кто дал тебе право... право на...

Устье переулка за спиной полнится шепотками - вдалеке когти клацают о камень. Много. Не в таком уж далеке. И все ближе.

Теперь он открыто всхлипывает. Каштан позабыто лежит в перекошенной, слабой ладони. - Кто дал тебе право...

- Нет здесь никакого права. Ты еще не заметил?

Всхлипывания внезапно обрываются. Он моргает. И еще.

Говорит спокойным тоном: - Восток.

Склоняется и берет две последние фляги, одной неуклюжей рукой. - Прочь с центральной рампы.

- Ладно. - Клацанье еще ближе. - Рабебел?

- Тебе пора валить.

- Ага.

- Кейн.

- Ага?

- Не прощаю тебя.

Я оглядываюсь. Взор его холоднее луны.

- Слышишь? Нет тебе прощения.

Я киваю. - Слышу тебя.

Похоже, для него это что-то означает. - Иди.

Я хватаюсь за стену, нахожу первую опору для носка и лезу вверх. Перебираюсь через край стены за секунду до того, как переулок заполняется Черными Ножами. Они осторожно движутся к округлости силового Щита в каменном мешке. За Щитом едва заметное движение: кулак Рабебела сжимает каштан...

Я решаю убраться из пекла.

Вокруг темные дыры провалившихся крыш над комнатами, но стены вполне толстые, позволяют бежать. Черные Ножи вопят сзади, шипит стрела, но они не могут погнаться за мной, надо сперва сломать Щит и влезть на стену; а я уже в пятидесяти ярдах, когда ночь оглашается ревом пламени.

Я не смотрю назад. Хотя бы не пришлось убивать его своими руками.

Бегу.

На восток.

>>ускоренная перемотка>>

Почва, над которой он меня несет - насколько я могу видеть за огромным задом гориллы - все тот же заметенный песком камень города, отбеленный лунным светом. Наверное, я был в отключке лишь минуту или две.

Он бредет лениво. Уверенно. Куда спешить?

Чтобы поглядеть назад, нужно вывернуть голову. Ловчая сеть скребет лицо. Грубые конопляные веревки мокры от крови. Моей, наверное. Готов спорить, рана на голове. Потому и не помню, как меня поймали.

Не понять, насколько серьезно я ранен. Похоже, пятна блевотины на веревках - тоже мои. Плечо ублюдка шире седла, но животу явно не понравилось изображать мешок картошки.

Однако я огляделся не без пользы. Похоже, мы замыкаем этот говенный парад.

Отлично. Отлично, потому что он не знаток грязных шуточек. Пора научить еще одной.

Давление стали: прямо между лопаток...

Отлично. Я смогу.

Медленно. Медленно. Я кручу запястьями, ощупывая веревки - или ремни? - которыми их скрутили на пояснице.

Медленно. Если он просечет, что я очнулся, мигом трахнет.

Гм. Да еще оттрахает.

Почти онемевшие пальцы тянутся к концу ножен...

Вот. Вот. Ага.

Ладно.

Лучше левой. Могу порезать сухожилие.