Кэйтлин и Купидон

Гарри не одобрял свадьбы в канун Нового года. Я точно знаю, что он сказал бы, если бы принял приглашение Тома и Элайджи. «Это эгоистично, – говорил он, – вот так переманивать гостей на другую вечеринку. Заставлять их менять планы в лучшую ночь года». Потому что, в отличие от большинства людей в Англии, Гарри обожал Новый год. «Верити, это скучный праздник, только если ты сама делаешь его таким, – попенял он ей однажды в самом начале наших отношений, когда она осмелилась сказать, что часто оставалась разочарованной новогодними вечеринками, поскольку к концу каникул праздничное настроение уже идет на спад. – Ты просто никогда раньше не проводила его со мной, однако этот год будет твоим лучшим».

Так оно и случилось. Обычно мы встречали Новый год в пабе с дранклами и Джулией, где с удовольствием получали бесплатную хлопушку к каждому напитку, но в тот год Гарри снял нам квартиру в центре Эдинбурга, и мы вчетвером провели там неделю. Сам Новый год, или Хогманай, как его называют шотландцы, не был похож ни на что, когда-либо виденное мною раньше. В полночь все вокруг нас взорвалось фейерверками. Огромные толпы людей на улице внизу танцевали, пели, брызгались пивом из жестянок – это оказалось заразительным, и мы тоже пошли гулять и бродили несколько часов, удивляясь, как много прохожих останавливаются, заговаривают с нами и поздравляют с Новым годом. После этого Гарри всегда брал на себя организацию праздника, и каждый раз мы проводили его по-другому. Была ли это шумная вечеринка дома или поездка в маленькую деревушку в Корнуолле, где главная улица почти целиком состояла из пабов и все были в маскарадных костюмах, перемещаясь из паба в паб. Это сплелось у нас вместе – его новогоднее возбуждение и мой рождественский психоз – и сделало наши каникулы такими особенными, что мы всегда начинали их первого декабря, забираясь в машину и разъезжая по округе, рассматривая все праздничные гирлянды, которые люди только что развесили; а заканчивали первого января знаменитым «похмельным завтраком» Гарри, и каждый мог прийти к нам поправить здоровье после прошедшей ночи.

Я не собиралась отмечать этот Новый год, но все решилось само собой, когда я получила приглашение на свадьбу. Верити подобрала мне платье – плиссированное белое с такими крупными цветами, что они казались нарисованными акварелью. Она накрасила мне губы ярко-розовой помадой и даже запрыгнула со мной в такси, чтобы заехать к себе домой за парой золотисто-розовых туфель на высоком каблуке, которые идеально дополнили бы мой образ. А потом махала вслед такси, как гордая мать, и таксист нервно поглядывает на меня всю дорогу – словно я малый ребенок, спрятавшийся в теле взрослой женщины.

Я смотрю на людные улицы – еще только два часа дня, а народ с кружками пива и сигаретами уже толпится у пабов. Сегодня один из таких ясно-морозных дней, когда солнце и белое небо слепят глаза, стоит лишь взглянуть вверх, и воздух щиплет кожу во время ходьбы. Я поплотнее запахиваюсь в пальто – свое старое, с розовым искусственным мехом, – выхожу из такси и иду ко входу в театр, робко озираясь в поисках знакомых лиц. Том с Элайджей выбрали для места проведения свадьбы «Тигель» – знаменитый шеффилдский театр, известный в основном благодаря тому, что содержал при себе бильярдный клуб, но Элайджа написал мне несколькими днями раньше: «Все будет происходить на той же сцене, где блистала Мэгги Смит, уиии!» В качестве свадебного подарка я разыскала винтажный постер того шоу, где она исполняла главную роль, поместила его в рамку и отправила им домой.

Раньше я никогда не ходила на свадьбы в одиночестве – однажды меня пригласили на бракосочетание еще до моего знакомства с Гарри: молодоженам только что исполнилось по двадцать одному году, и они устраивали это в основном как бунт против родителей. Верити тоже их знала, поэтому мы пошли вместе и, как и все прочие наши друзья, рассматривали это просто как повод для массовой попойки. Потом Верити куда-то исчезла вместе со свидетелем, и в итоге мне пришлось руководить большей частью свадебной вечеринки в баре «Макарена». Затем рядом со мной всегда был Гарри, и хотя мы стали старше, все неизменно заканчивалось так же – пьянкой и танцами. Мне нравилось наблюдать за его лицом – смущенным, сосредоточенным на движениях, освещенным синим, пурпурным и зеленым. Я решила не рассказывать Элайдже с Томом о том, что случилось с Гарри, – это казалось слишком мрачным секретом, чтобы делиться им перед свадьбой. Взамен я просто извинилась, пояснив, что расскажу в другой раз, почему он не смог присутствовать.