Кекс в большом городе

Продолжая радоваться, папашка резко выскочил на лестничную клетку. Я тщательно заперла замок, навесила цепочку и побежала в гостевую.

В комнате не горел свет и стояла тишина.

– Олечка, – позвала я.

Ни звука, ни шороха.

– Детка, вылезай, мы одни.

Послышалось сопение, затем из-под кровати высунулась одна нога, вторая, девочка выползла из убежище и со смаком чихнула:

– Ох и пыльно ж за ковром, – с чувством произнесла она, потом, спохватившись, добавила: – Прости, Вилка, я не в обиду тебе сказала!

Я махнула рукой:

– Сама знаю, что давно пора уборку делать, только руки не доходят.

– А кто приходил? – полюбопытствовала Олечка, отряхиваясь.

– Мой отец, потом познакомитесь, – улыбнулась я, – ладно, давай еще раз повторим, как следует себя вести.

– Сидеть тихо, телефоном не пользоваться, дверь не открывать, можно погулять на лоджии, прикидываясь Кристиной, – бойко отрапортовала девочка, – у меня теперь рыжие волосы, а лица соседи не увидят!

– Молодец, – одобрила я, – все абсолютно правильно, теперь укладывайся спать.

– Лучше почитаю немножко.

– Уже поздно, – я решила продемонстрировать педагогическое занудство.

– Днем скучно было, проспала часа три, – призналась Оля, – по телику всякую ерунду показывали, почитала книгу и сама не заметила, как задремала, сейчас бессонницей маяться буду. Лучше кино погляжу.

Я кивнула:

– Конечно. Кстати, если днем надумаешь у экрана сидеть, надень наушники. У нас в доме плохая звукоизоляция, я, подходя к двери, частенько слышу разные звуки. Странно получается, в квартире якобы никого нет, а шумно.

– Верно, – поежилась Оля.

– Скажи, милая, эта Лера Квашня была совсем молоденькой девочкой? – быстро спросила я.

– Ты о ком? – изумилась Олечка.

– Ну помнишь, ты рассказывала мне о несчастной, которую принесли в квартиру? О той, которой ты помогла бежать!

– А! Разве она квашня? – удивилась еще более Оля. – Я так сказала? Знаешь, я не люблю дразнить людей, как бы они ни выглядели. Да и не была Лера толстухой, с чего бы ее квашней обзывать?

– Неужели ты забыла? Это фамилия пленницы, Квашня. Она еще предложила тебе в случае неприятностей ехать в местечко Буркино, там якобы проживает ее бабушка, которая сумеет тебе помочь.

Олечка сдвинула брови, на лице ее возникло выражение сначала недоумения, потом задумчивости, в конце концов она потерла кулачками глаза и неожиданно спросила:

– Ты ведь меня не выгонишь, если я кое в чем признаюсь?

– Нет, конечно, а что произошло? – насторожилась я.

Оля шмыгнула носом.

– Понимаешь, я дебилка.

– Не говори чушь!

– Правда, так маме сказали.

– Кто?

– Ну… доктор специальный, по психам.

– Тебя водили к психиатру?

– Вроде по-другому тетка называлась.

– Психолог?

– Ну не, такое слово смешное, фырк… деффрк…

– Дефектолог?

– Вау, точно.

– С какого рожна твоя мама решилась на подобный шаг?

Олечка пожала плечами.

– Я ж при ней постоянно моталась, в школу не ходила, да и где учиться? По разным поселкам мамочка ездила. Вот один раз она работала у тетеньки, Веры Петровны, та этим дефырктологом служила. Стала ко мне приматываться, ну типа, посчитай до десяти или прочти стишок. Я ее боялась прям до трясучки! И ведь знала, как сказать, ну там, раз-два-три-четыре-пять, только у Веры Петровны лицо словно у крысы, нос длинный, глазки такие шныристые. Она в меня их уставит, весь ум исчезает, прямо беда! Стою кастрюлей, ничегошеньки не говорю.

– Понимаю, – сочувственно кивнула я, – у нас в школе такая русичка была, Раиса Ивановна. Вечно она меня шпыняла, подойдет и заведет: «Тараканова сейчас в диктанте ошибок насажает». И точно! Сама не пойму, почему пишу «пажар», и ведь хорошо знаю, что он «пожар».

Олечка скривилась:

– Во и со мной так! Вера Петровна потом маме сказала: «Ребенок запущенный, умственно отсталый, дебил, надо его в специнтернат сдать!»

– Вот сволочь! – воскликнула я.

Оля кивнула:

– Может, и так! А может, правда. Я лишь читать научилась, пишу очень плохо, считать вообще не могу, пыталась таблицу умножения освоить, но не получилось.

– Не беда, с тобой просто правильно не занимались.

– Ну… не знаю. И еще, я мигом имена и фамилии забываю, любые. Некоторое время помню, потом, бах, вылетело напрочь. Вот ты сейчас про Квашню спрашиваешь, а я в непонятках. Девушку помню, она ненамного меня старше, а может, и одногодка, лицо, волосы, одежду опишу точно, а имя вылетело вон. У меня еще одна особенность есть, дебильская: если чего плохое случилось, мигом про это позабуду – ну, к примеру, сломаю вечером руку, ночь просплю, утром увижу гипс и начну мучиться: откуда он? Во какая я кретинка!

– Ты забыла фамилию Квашня?

– Ага.

– И название местечка Буркино, вкупе с именами «Лера» и «Анастасия».

– Извини, пожалуйста, – прошептала Оля, ее большие глаза начали наливаться слезами, – ваще вылетело из головы, про все! Вот сейчас ты напомнила, я живо в памяти воскресила события, но имя! Прости! Может, и Квашня, если ты утверждаешь, что я такое называла, то, значит, правильно! А зачем тебе девочка, которая убежала?

Глава 21