Кекс в большом городе

– Каждому человеку Господь свой крест определил, если лечить возьмусь, то божью волю порушу. Создатель, допустим, для Вани страдания заготовил, думал, тот помается и через это умным станет, и тут я со своими травками. И что? Испортила божью волю, на чью голову гнев упадет? Уж не на Ваньку, на бабушку ляжет. А на мне и так грехов как на собаке репьев, лишний ни к чему. Ты вот, ежели заболела, не рыдай, а подумай, с какого размышления тебе Господь милость оказал, ну почему недуг послал?

– Хороша милость! – воскликнула я. – Что вы такое говорите? Кого радует от боли мучиться и по больницам мотаться!

– Эхма, – тяжело вздохнула баба Катя, – не с той стороны глядишь. Давай по-простому объясню. Вот пьет мой сосед и жену бьет, хорошо это?

– Нет, конечно.

– Сам он того понять не может: если всю жизнь так протянет, то совсем душу загубит. Вот Господь ему и насылает болезнь, чтобы одумался. Если он разберется что к чему, долго проживет еще, а не дойдет до пьяницы, так и помрет скоро, сгниет заживо, спасибо богу за мягкосердие.

– С ума сойти! Ну и доброта!

– Глупая ты, чем раньше он уберется, тем меньше нагрешит!

– Пусть так, – ввязалась я в теологический спор, – с алкоголиками еще худо-бедно понятно, а дети-то за что болеют, самые маленькие?

– Это их родителям наказание.

– Ладно, – кивнула я, – только если следовать вашей логике, то получается, что все врачи грешники?

– Верно, – кивнула бабка, – толку от них нет! Лечат, лечат, режут, штопают, глядь, больной помер.

– Но многие выздоравливают!

– Знаешь почему?

– Нет.

– Все лишь от самого человека зависит, – объяснила старуха, – вот заболел он, сел и задумался: за что? Где не так поступил? Может, неверно живу? Для другого меня Господь предназначил. Если хочу еще по земле ходить, надо измениться.

– Но каким образом и в какую сторону?

– А вот это каждый должен решить сам, – усмехнулась баба Катя, – я лишь подтолкнуть могу. Вот тут недавно один приезжал, богатый, на машинах. Денег совал! Пачки! Причитал: «Говорят, ты все можешь, вылечи, съедает рак».

Глянула я на него и отвечаю:

«Долларов не беру, вот конфетки люблю, грешна. Спрячь купюры-то! Если возьмусь, то так просто».

А он затрясся весь, заорал:

«Мне бесплатно не надо, без денег ничего путного не будет».

И как такому втолковать, что его путь на земле другой был? Ему бы при храме прислуживать, смиренно, ан нет, гордыня жрет. Ну и что? Поверит он мне? Раздаст богатство, уйдет? Схимником станет? В келье запрется? Никогда. Значит, судьба ему помереть! Или вот вчера Юркина жена из пятой квартиры прибежала! Слезы, сопли, ребенок у нее обезножел, на велосипеде катался, упал, позвонок сломал, беда! Плачет, рыдает: «Беги, баба Катя, ты вправлять умеешь». И что я ей скажу? Для начала на мужа глянь: сидит дома, всем довольный, гладкий да румяный, до двух дня работает, потом у телевизора храпит. А между прочим, в нем талант зарыт, великим актером мог стать! Людям радость и смех приносить. Но не вышло, вот отчего сын и пострадал. И поверит она мне? Велит добытчику в Москву ехать и на подмостки лезть? Променяет сытую жизнь на ерунду? Изменится? Нет, не случится такого, лежать парню недвижимым. То-то и оно, все в мире к тебе самой стекается. Так зачем явилась?

– Знаете ли вы женщину по имени Лера? – решила я задать бабе Кате откровенный вопрос.

– Может, да, а может, нет. Ко мне многие ходят.

– Ее фамилия Опара.

– Квашня, – усмехнулась баба Катя.

– Нет, Опара, – машинально поправила я старушку.

– Квашней знакомые кликали, больно толста была.

– Так вы с ней встречались?

– Случалось, только звали Квашню Настей.

– Ой, бабушка Анастасия!

– Что ж, и так подходит.

– Дайте мне ее координаты.

Баба Катя никак не отреагировала на просьбу. Решив, что моя собеседница не поняла заковыристое слово «координаты», я задала вопрос по-иному:

– Адрес Опары подскажите!

Старушка ткнула в сторону занавешенного окна.

– Иди до конца улицы, под горку спустись и найдешь.

– Номер дома какой?

– Нет его.

– Не поняла.

– Кладбище там, большое, испокон веку со всех ближайших поселков покойников туда тянут. Умерла Опара.

– Анастасия?

– Да.

– А внучка, внучка где?

– Вот этого не сообщу, уж и не знаю, имелась ли она у нее, когда я с Настей знакома была, та… в общем, ступай домой.

– Может, припомните, где она до кончины жила?

– Зачем тебе?

– Понимаете, – забубнила я, – мне очень надо найти того, кто сумеет о Лере рассказать, похоже, к ней все нити тянутся.

– Зачем тебе? – спокойно повторила вопрос старуха.

– Ну… от этой информации зависит, сумею ли я найти убийцу Ереминых и того, кто хотел уничтожить Луизу! Вот странность! Ее тоже с язвой в клинику привезли, как и сестру!

Баба Катя моргнула, потом, поправив кофту, медленно сказала:

– Небось конфет прихватила?

– Да, – удивленно ответила я, – как вы догадались?

– Эка хитрость, мне все шоколадки несут, – усмехнулась колдунья, – вынимай презент, чаем угощу, пока вот кушать станем, ты мне все подробненько и расскажешь, а то я ничего не пойму.

Высказавшись, старушка встала и поманила меня рукой.

– Пошли на кухню, там чайник, в комнате я не ем, нехорошо это, в кровати крошить.