Кельтская мифология

Гвавл заявил, что «просьба вполне резонная», и приказал своим слугам наполнить суму мясом, но чем больше те кидали в нее кусков ветчины и окороков, тем больше места в ней оставалось. Гвавл был донельзя удивлен и спросил, что же это за сума такая. Пвилл отвечал, что его сума ни когда не сможет наполниться доверху до тех пор, пока кто-нибудь из лордов или владельцев земель не заберется в нее и не примется уминать добро ногами.

— Что ж, помоги нищему, — обратилась Рианнон к Гвавлу.

С большой охотой, — отвечал тот, поставил обе ноги в суму, но, как только он оказался в ней, Пвилл мигом закрыл суму над головой Гвавла и крепко затянул на ней петлю. Затем он протрубил в рог, и его слуги тотчас вбежали в зал.

— Что это там ворочается у тебя в суме? — переглядываясь, спрашивали один за другим.

— Барсук, да еще какой! — отвечал Пвилл. Услышав слова Пвилла, слуги накинулись на мешок и принялись пинать и бить его. Так, гласит история, и появилась игра «Барсук в мешке».

Однако для Гвавла все закончилось куда лучше, чем обычно это кончается для «барсука», поскольку за него заступился сам Нейфедд Хен. Пвилл охотно согласился вы пустить его при условии, что тот никогда больше не будет добиваться руки Рианнон и поклянется впредь не мстить ему. Гвавл поспешно согласился, принес все требуемые клятвы и тотчас, ворча и стеная, удалился в свои владения залечивать раны и синяки.

Владения Гвавла, вне всякого сомнения, находились на небесах, ибо он был не кто иной, как бог Солнца. Его явно выдает его имя, поскольку Гвавл означает «свет». Таким образом, здесь речь идет о победе сил тьмы, продолжавшейся всего несколько часов. В честь этой победы в календаре древних кельтов существовал особый праздник Самхейн, или Конец Лета.

После этого ничто более не препятствовало браку Пвилл и Рианнон. Она стала его женой и отправилась вместе с ним в Дифед.

После свадьбы у них целых три года не появлялось наследника, так что аристократы Дифеда были очень недовольны. Они обратились к Пвиллу с обращением, требуя, чтобы он взял себе другую жену вместо Рианнон. Он попросил знать подождать еще год. Те согласились, и к концу назначенного срока у князя наконец родился долгожданный сын. Однако в самую ночь его рождения шесть бывалых женщин-повитух, призванных следить за Рианнон, как одна уснули крепким сном, а когда проснулись, то обнаружили, что новорожденный мальчик исчез. Насмерть перепугавшись и опасаясь лишиться головы за свою нерадивость, они условились поклясться перед князем, будто Рианнон сразу же после родов… съела собственное дитя. Затем они поспешно умертвили нескольких щенков, выпачкали их кровью лицо и руки спящей Рианнон, а рядом с ней положили несколько окровавленных косточек. После этого они подняли ужасный крик, разбудили измученную госпожу и обвинили ее во всем случившемся. Она клялась, что ничего не знала о мнимой смерти сына, но коварные повитухи настаивали, будто видели, как Рианнон пожирала младенца, но не смогли ей помешать. Друиды в те дни были недостаточно искушенными знатоками анатомии и не смогли отличить кости ребенка от костей щенка и на основании клятв повитух обвинили Рианнон в убийстве сына. Но Пвилл и после этого не захотел прогнать ее, наложив на нее необычную епитимью. Целых семь лет она должна была сидеть возле конской привязи у ворот дворца и предлагать гостям отвезти их во дворец… на собственной спине. «Однако ей это редко удавалось, — говорится в „Мабиноги“, — ибо мало кто соглашался проехаться верхом на такой преступнице».