Кельтская цивилизация

В любом случае, жертвоприношение является основным обрядом кельтской религии, так же как и всех остальных религий, включая христианство, и нужно признать, что обряд жертвоприношения совершался строго определенным способом. Существуют множество разновидностей возможных жертв, человеческих и животных, это чувствуется уже в простом семантическом различии латинск. hostia и victima, искупительной жертвы и жертвы, которая должна снискать благосклонность богов. Немаловажен способ жертвоприношения:

— бескровное жертвоприношение (в интересах жреческого класса): повешение, утопление, захоронение;

— кровавое жертвоприношение (в интересах воинского класса): убийство, кремация.

— растительная жертва или жертвенное возлияние (в интересах производительного или ремесленного класса): молоко, вода или брага.

К этому можно добавить, что человеческие жертвоприношения не были монополией кельтов. Греки и римляне также совершали их: что мы узнаем из Илиады в рассказе о похоронах Патрокла (когда двенадцать воинов противника были оскоплены и принесены в жертву) или у Тита Ливия в описании обряда, совершенного в 216 г. до н. э. для защиты Рима от пунического завоевания, тогда две пары — грек и гречанка, и мужчина и женщина из галлов — были торжественно погребены живыми на Бычьем Форуме. «Жестокость» или «дикость» кельтов являются их устойчивыми атрибутами, от манипуляции которыми не могут избавиться современные исследователи, если они ограничиваются ложными посылками нескольких оставшихся кельтофобов. Замечательно и необычно в этом случае то, что кельтское слово, обозначающее жертвоприношение, сохранившись во всех островных кельтских языках, стало самым христианским словом, обозначающим евхаристию (см. стр. 248).

10. Прорицание, сатира и заклинания

Кельтское прорицание трудно определимо, поскольку, несмотря на прорицателей-профессионалов (галльск. vates, ирл. fáith), оно, как все сопровождающие его техники, судя по всему являлось неделимым достоянием всех членов жреческого класса. Быть может, это всего лишь обманчивое впечатление, коренящееся в самой природе островных текстов; по крайней мере на первый взгляд оно противоречит скрупулезному разделению сфер компетенции и видов специализации, являющемуся незыблемым законом для ирландской жреческой иерархии. Но в этом противоречии, мнимом или реальном, нет ничего абсурдного: в каком из современных европейских университетов специалист по французскому языку не знает хотя бы азов латыни, и обратно?

Остается предположить, что друид, обязанностью которого были жертвоприношения, не мог не иметь хоть какого-то понятия о техниках гадания, ибо всякое священнодействие по определению является всеобъемлющим и целостным. Впрочем, значительная часть обрядов жертвоприношений заканчивалась прорицанием. Быть может, именно поэтому ирландцы употребляли разнообразные термины, не обязательно являющиеся точными синонимами, но обусловленные изменчивыми обстоятельствами и христианским контекстом (постоянно присутствующим в юридических текстах), который ограничивал и охранял смысл термина:

druidecht «друидизм»,

filidecht «поэтическая наука»,

éicse «прорицание, знание, поэзия»,

fáitsine «предсказание».

Очень маловероятно, что кельтская древность знала или использовала некий эквивалент ирландского druidecht, ведь древние друиды по определению отвечали и за «друидизм», и за «поэзию», и за «прорицание». К сожалению, до нас не дошло ни одного трактата по прорицанию, если только таковые существовали, и нам приходится довольствоваться обрывочными указаниями, подчас довольно фантастичными, как это имеет место в «Книге из Баллимота», содержащей совершенно невероятное — да к тому же христианизированное — описание glám dicinn, «великого проклятия», крайне трудно согласуемого с буквой и духом Евангелия. Если верить древнему тексту, требовалось тридцать мирян, тридцать епископов и тридцать поэтов, чтобы произнести полную формулу этой сатиры!

В действительности все обстояло куда проще, ибо это проклятие, вкупе с недостающими подробностями, относится к сатире, произносимой поэтом, друидом или прорицателем, который должен принять угрожающую позу, «стоя на одной ноге, смотря одним глазом и действуя одной рукой».

Известные нам термины соответствуют всевозможным техникам и методам, тем или иным обстоятельствам, при которых они использовались: