Кельтский Мел

Три месяца она висела на южной стене светлого холодноватого зала. Картина была небольшая. В первый момент она терялась в отведенном ей пространстве, к ней надо было подойти поближе и переключить режим восприятия с размеров зала на размеры картины. На третий день кто-то заботливый и педантичный поставил легкую перегородку, отделив территорию экспонируемого шедевра от избыточной и бессодержательной пустоты, тем самым создав соразмерный контекст.

Заботливый персонаж на этом не успокоился, он нарисовал на полу голубоватым мелом линию, примерно в два или три метра длиной, напротив картины и две окружности под углом к ее плоскости. Это были три места, с которых предлагалось взглянуть на Первую картину. Смотреть со всех остальных точек не возбранялось. Все эти манипуляции вызвали легкую иронию и снисходительные улыбки у ценителей искусств. Им было забавно, что кто-то им, подлинным знатокам и искушенным зрителям, ненавязчиво, но все же пытается указывать как именно смотреть на предмет искусства. Как бы ни были они ироничны, хакоты не смогли не увидеть на картину в том числе и с предложенных ракурсов.

Первая картина никого не оставила безучастным. Реакции были разными. Иногда въедливые критики и восторженные зрители видели на картине одно и тоже. Первых увиденное раздражало, бесило или расстраивало, а вторых согревало, захватывало и уносило вдаль.

Иногда зритель видел в Первой картине что-то свое, глубинное, и это свое цепко хватало его изнутри и держало какое-то время, пока наконец, не отпускало. Тогда спасшийся неровно вздыхал и ненадолго прикрывал глаза.

Вскоре не было человека, из имеющих доступ, который не пытался бы взглянуть на картину со всех предложенных и самостоятельно найденных ракурсов, а также подойти поближе и различить у кончика носа структуру мазков в поисках нового смысла. Некоторые приходили по два или три раза. Особо впечатлительные оставались около Первой картины медитировать на ночь и встречать рассвет.

Постепенно ажиотаж начал спадать.

Что касается будущего Первой картины, решено было, что ее нельзя не открыть для общего обозрения, если автор не будет возражать.

Первая картина была выставлена в зеленом зале галереи Сен Луи, шампанское было выпито, а на дверях галереи появилась табличка с часами работы. В зале, чуть в стороне от картины, был поставлен круглый столик с тяжелыми коваными ножками. Столик был высоким ровно настолько, чтобы стоя было удобно оставить запись в толстой всегда раскрытой книге отзывов.

Перед тем как снять с картины последний слой пергаментной бумаги Мадам Куратор развернулась к присутствующим, чуть приподняла левую руку, захватив всеобщее внимание, и сказала:

– Господа, здесь нет случайных людей, и я должна вам сказать несколько слов об этом арт-объекте. Это необычная картина. Нет сомнения, что Первая картина будет долго осмысливаться в нашем отделе хтонической и небесной живописи. В ней каждый видит что-то свое – историю, смысл, идею, страх, надежду или путь. Некоторые могут об этом рассказать, другие – нет. Возможно, это замысел художницы или провидения. Поэтому мы не можем закрыть картину в хранилище. На ограниченное время мы решили сделать Первую картину доступной для всех. Мы никак не собираемся анонсировать и тем более рекламировать эту маленькую экспозицию. Не сомневаюсь, что ее найдут те, чьи пути проложены соответствующим образом. И последнее, но важное, если вам тяжело смотреть на Первую картину, такое бывает, не смотрите. Уходите немедленно и не возвращайтесь.

После этих слов Мадам Куратор сняла последний слой тонкой бумаги, и все увидели Первую картину.

070. Гефест и Сеть Интернет

Участь бессмертных богов не так уж и завидна. Когда минуют первые наполненные событиями столетия, содержательная жизнь у многих бессмертных заканчивается. Если, конечно, у бога нет призвания.

Гефесту повезло, призвание нашло его сразу после рождения. Он родился мастером. Законы мироздания благоволят мастерам и созидателям.

Вот, например, неумолимый закон равновесия, lex aequilibrium. Он захватил Гефеста в зону своего действия сразу после его появления на свет. Именно из-за него, невзрачный, небожественно мелкий и хромой бог всю жизнь тянулся к красоте. Именно lex aequilibrium позволял Гефесту получать прекрасное и создавать его собственными руками.

Белое пламя молний и красный огонь наковальни, искусные золотые луки и прицельные серебряные стрелы, изысканные статуи и все строения Олимпа – все это прошло через руки Гефеста. Каждое прикосновение к прекрасному делало его счастливым. А если красота перед глазами, если ты творишь ее своими руками, то какая к черту разница, что ты сам, хозяин этих глаз и рук, крив и некрасив. По этой причине Гефест смирился с несовершенной внешностью, но никогда не пропускал совершенство мимо себя.