Кельты анфас и в профиль

Однако официально до самого недавнего времени этих языков как бы не существовало, несмотря на то, что на каждом из них говорили и продолжают говорить сотни тысяч людей. Власти старались просто не замечать эти языки. Более того, долгое время против них велась активная борьба, идеологами которой стали деятели Великой французской революции. Они считали, что все местные языки должны исчезнуть, а французский должен стать единственным национальным языком, «языком свободы». «Мы революционизировали правительственные законы, торговлю, саму мысль, — говорили они. — Давайте же революционизируем и язык — повседневное орудие всего этого. Свет, посылаемый на окраины Франции, приходя туда, гаснет, поскольку законы остаются непонятными». Поэтому, по мнению якобинцев, языки национальных окраин таили в себе опасность для самой революции.

Тогда, на рубеже XVIII и XIX веков, осуществить задуманное не удалось. Но французское правительство продолжало политику якобинцев. И сейчас, двести лет спустя, малые языки постепенно уходят в прошлое.

Один из так называемых региональных языков Франции — бретонский — заинтересовал меня еще в конце восьмидесятых. Об этом языке в нашей стране до последнего времени было известно не так уж много. А так хотелось узнать больше!

В середине XVI века Бретань стала одной из французских провинций. Но и до сих пор не все бретонцы считают себя французами. И когда сейчас на вопрос: «Мсье, вы француз?» отвечают: «Нет, я бретонец!», часто повергают собеседника в шок. «Позвольте, — говорит гражданин и патриот Французской республики, — но ведь такой национальности нет!»

Тут надо пояснить, что во Франции нет нашего понятия «национальность», а то, что называют этим словом, скорее передается нашим понятием «гражданство». Так что все, имеющие французский паспорт, будь то кельты, арабы или чернокожие африканцы, называются французами.

Понятно, однако, что все это — лишь официальная политика, и одного французского паспорта недостаточно, чтобы какой-нибудь, допустим, марокканец стал потомком Карла Великого. Хотя все граждане Франции, в том числе проживающие на заморских территориях, зазубривают еще в начальной школе «Нашими предками были голубоглазые и светловолосые галлы». Особенно забавно, наверное, это выглядит на Мартинике и в Гвиане…

На бытовом уровне разница между национальностями чувствуется во Франции не меньше, чем в нашей стране. Это относится не только к эмигрантам в первом поколении, но и к тем, кто невольно стал французом четыреста с лишним лет назад. Как-то в Париже на людном бульваре мне никак не удавалось обогнать двух неторопливых прохожих, и, лавируя в толпе, я случайно подслушала их разговор.

— У моей тетушки, — рассказывал один, — три дочери. Так вот не знаю уж, что на них нашло, но все три вышли замуж за иностранцев: одна — за алжирца, другая — за серба, а третья, представь себе, за бретонца… Между нами говоря, бретонцы ведь тоже иностранцы.

Для парижанина бретонцы действительно иностранцы, хотя, чтобы попасть из Парижа в Бретань, вовсе не нужно пересекать государственную границу. Если вдаваться в детали, то и в самой Бретани не все так просто. Эта, по нашим масштабам, небольшая область делится на две части — Верхнюю Бретань, где говорят по-французски, и Нижнюю, где еще до недавнего времени почти все говорили по-бретонски.

…Мое знакомство с бретонским языком началось еще в школе. Кельтские языки, их лингвистическое своеобразие заинтересовали меня в старших классах. В моих поисках мне помог Виктор Павлович Калыгин, кельтолог из Института языкознания, памяти которого и посвящена эта книга. Так как я неплохо владела французским, мне посоветовали выучить для начала бретонский, наименее известный из кельтских языков, а потом уже переходить к валлийскому, корнскому и другим. Виктор Павлович дал мне старенький учебник, составленный аббатом Трикуаром, и я занялась увлекательнейшим делом — познанием нового языка. С валлийским и корнским помог случай. Кто-то из знакомых передал мне номер журнала «Вокруг света» со статьей Льва Минца «В поисках кельтов», и я написала автору статьи, который не только откликнулся на мое письмо, но и снабдил меня литературой по этим языкам. Это правда, что мир не без добрых людей.

Итак, за несколько лет я выучила бретонский. Естественно, выучила — это преувеличение. Я смогла только научиться бегло читать про себя и довольно сносно писать, так как в Москве в то время трудно было найти человека, с которым можно побеседовать на бретонском. Разумеется, мне всегда хотелось побывать в Бретани, о которой я столько читала и слышала. Это сейчас студенты сравнительно легко получают гранты, участвуют в международных программах обмена, а тогда, в самом начале 1990-х, только-только открылись границы, и выехать за рубеж — о, это была целая эпопея!