В сельском хозяйстве традиционного типа земледельцы обращались за кредитом в основном ради покупки потребительских товаров. Большой процент земледельцев обращался за займом на короткий срок, когда нужно было протянуть до следующего урожая, и еще больший процент обращался за долгосрочными займами, когда неурожай ставил их на грань голода. Причиной тому было отсутствие всяких форм государственной поддержки, кроме весьма специфического приходского пособия беднякам. Модернизация сельского хозяйства изменила характер спроса на кредит, но не уменьшила его. Повышение благосостояния фермеров и возросший доступ к субсидиям на национальном и международном уровне резко сократили спрос на чрезвычайный кредит, однако технический прогресс породил новые потребности в краткосрочном финансировании для покупки удобрений и в долгосрочном – для приобретения машин. Теоретически сельское хозяйство должно было извлечь немало выгод из развития банков, страховых компаний и других кредитных институтов. На практике же эти выгоды сильно сокращались из-за проблемы асимметричной информации, которая пронизывает сельское хозяйство сверху донизу (Banerjee and Duflo 2011). Как говорилось в предыдущем параграфе, производительность, а следовательно, и способность платить по долгам, зависят от обстоятельств, которые не поддаются контролю со стороны фермеров – например, от погоды и уровня цен. Поэтому у недобросовестного заемщика есть соблазн обмануть заимодавца. Сбор информации, необходимой для выявления надежных клиентов, обходится банку настолько дорого, что займы теряют всякую привлекательность. Сократить риски можно потребовав обеспечение в виде физических активов, но это дает доступ к кредиту только тем фермерам, у которых есть полные права собственности. А это значит, что доступа к нему нет не только у крестьян с традиционными правами собственности, но и у арендаторов, если у них нет согласия владельца земли. Кроме того, перспектива получить во владение семейное хозяйство и вести его дела для городского банка может выглядеть не слишком заманчивой, особенно в годы общего сельскохозяйственного кризиса. Поэтому банки и другие формальные финансовые институты заинтересованы выдавать кредиты свободно лишь заемщикам с большими и легкими для продажи активами, то есть только крупным землевладельцам. В итоге в традиционных обществах на долю институтов такого рода приходилась лишь очень небольшая доля сельскохозяйственных кредитов, к примеру лишь 2,5 % в Китае в 1930-е годы. Большинству земледельцев приходилось прибегать к услугам неформальных кредиторов – владельцев земли, местных ростовщиков, купцов и т. д., которые иногда заимствовали капитал у «формальных» институтов, зарабатывая на посредничестве немалые прибыли. Даже в 1970-е годы, согласно обширному исследованию Всемирного банка, на долю «неформальных» источников приходилось от 60 до 70 % всех кредитов в странах Азии, Ближнего Востока и Африки. Эти «неформальные» заимодавцы располагали гораздо большей информацией о том, кто из фермеров заслуживает доверия, поэтому могли избирательно подходить к каждому из клиентов. Надежных данных об уровне процентных ставок, которые они взимали, почти нет, однако величина свыше 100 % годовых встречалась нередко. Поэтому неудивительно, что «неформальные» кредиторы пользовались дурной славой лихоимцев, которые безжалостно эксплуатируют несчастных крестьян. Рэнсом и Сатч (Ransom and Sutch 1977) в своей знаменитой книге об американском Юге после Гражданской войны утверждали, что владельцы лавок имели монополию на выдачу кредитов и использовали ее, чтобы «финансово задушить» бывших рабов, не давая им тем самым выбраться из крайней нищеты. Существовала подобная монополия или нет, вопрос спорный, и, вообще говоря, одни лишь высокие ставки – это еще не достаточное свидетельство эксплуатации. Выдача займов крестьянам сопряжена с большими рисками. У них мало обеспечения и они подвержены одним и тем же видам шоков, поэтому местному неформальному кредитору почти невозможно диверсифицировать свой портфель. Тем не менее каковы бы ни были причины высоких процентных ставок, они мешали инвестициям и замедляли технический прогресс.
Одновременно происходил рост общего объема формального кредита, что, возможно, хотя бы отчасти компенсировало недостатки неформальных займов. В Индии доля формального кредита в общем объеме кредитования возросла с 7 % в 1950 году до 25 % в 1970 году и 60 % в 1981 году.