Кембрия. Трилогия (СИ)

– Скажи мне, сколько времени занимает цикл подготовки колесничной лошади?

Вопрос из тех, ответы на которые он в состоянии дать в три утра спросонья.

– Два года, святая и вечная.

– Сколько времени назад мы начали цикл подготовки?

– Три месяца назад.

– Вывод?

Могла и сама сказать, но надо же показать окружающим, что у магистра оффици под шлемом не только кость и… татлум.

– При оценке потерь следует исходить из ценности лошади колесничных статей, но всего лишь наскоро обученной ходить в упряжке, – он чуть приподнял уголки губ, – и из военной целесообразности.

Он вздохнул.

– Все забываю, что здесь – не Африка. Кожи стоят столько же, а ткани куда дешевле… Значит, промежуточный вариант? И только через два года – совершенный?

Немайн кивнула.

– Тогда как назовем? Прошлая была «пантера», для этой нужен не менее мифический зверь. Дракона лучше отложить для машины окончательной…

Да, для местных жителей пантера – всего лишь заморское чудовище, химера с четырьмя рогами, коровьими ушами и длинным красным языком в виде пламени. Только сама Немайн и знает, что ни персонаж книжного бестиария, ни настоящая азиатская кошка здесь ни при чем. Первая колесница получила прозвище в честь немецкого танка – настолько же ходкого, настолько и ненадежного.

Эта машина сырая, но с отличной перспективой, и куда более надежная. Зато уязвимая – по сравнению с собой же будущей. Какое название выбрать – такое, чтобы не было слишком уж загадочным? Жаль, советские танки не обросли именами, а до номеров нынешняя цивилизация пока не доросла. Ну вот хороший вариант: американская самоходная артустановка с вращающейся башней – времен второй мировой войны. В американской армии она не удостоилась отдельного названия, так и воевала под прозвищем TD – от tank destroyer, истребитель танков.

Англичанам самоходка понравилась больше. По крайней мере, имя неплохо вооруженной, но слабо бронированной машине дали громкое.

– Пусть будет «Росомаха», – предложила Немайн, – в Британии этот зверь такой же миф, как и пантера…

Старые колесницы сохранятся, их уже строят – и не только в Камбрии. И все–таки главные мысли теперь о флоте – и о том устройстве, что уже собрано и смазано, но руки никак не доходят проверить в деле. Колесницы для морского боя не нужны. Зато новинка лучше всего покажет себя именно на море… Луки не терпят сырость, зато на корабле много места, яхта – не колесница, в нее войдет многое. И это очень хорошо!

Зато дома плохо.
Так написано в записке, с которой прибежал один из младших приятелей Тристана. Круглый детский почерк – писала Сиан.
«Приходи скорей, пока есть куда!»

– Как там? – спросила Немайн.

– Тихо, – ответил мальчишка, – слишком тихо. Друг с другом не говорят.

Значит, снова надо бежать. Со всех усталых ног! Хотя бы потому, что там маленький! Вокруг него не должно быть нехорошо!

Гвен и Тулла – что два дракона, красный и белый. Ходят друг вокруг друга кругами. Примериваются – как уязвить одной другую. Пока – словом, но кто знает, до чего дойдет? Шипят, точно змеи… А вдруг в волосы вцепятся? А у обеих на поясе оружие. У Туллы – красивый кинжал, у Гвен – сподручный на кухне топорик. Кость перерубить или капустный кочан располовинить.

– Ты желала унизить Сенат? – говорит Тулла. – Получила свое: Немайн поставила народное собрание и заезжий дом выше. Рада?

– Ты просила Немайн стать римлянкой! – откликается Гвен, – Вот тебе целая императрица. Не чья–нибудь – наша, раз Сенат признал! Довольна?

Мама молчит. Почему? Сиан встала между сестрами. Раньше, когда совсем маленькой была, получалось – мирить. Может, и теперь? Посмотреть на обеих – снизу вверх, попросить тоненько:

– Сестрицы… Не ссорьтесь. Пожалуйста!

В ответ:

– Уйди, мелкая! Ты тоже виновата! Тоже Немайн ночами спать не давала, пристала, как репей в волосы: не мельтеши, не мельтеши… Будь собой… Выбери… Выбрала! Стала!

Пришлось голову опустить, отойти к маме. Та – к себе притянула, рукой обхватила.

– Сиан не трогайте, – сказала, – маленькая она.

– А сида маленьких слушает, как взрослых!

– Она вообще не различает, кто большой, кто маленький! Сама наполовину ребенок!

Сестры друг с другом согласны… и это плохо. Потому что согласны они против Сиан, против мамы и против Майни. Хорошо хоть зятьев нет: на одном зал, на другом кухня. Оба отчего–то согласились в семейную свару не встревать.

– Верно, не различает… – соглашается мама, – Зато вы обязаны различать! Потому – помолчите. Немайн – сида, и желания ваши исполнила по–сидовски. Чего просили, того получили, сполна. Здесь ее вины нет… И в том, что от помощи нашей отказалась, по–своему сделала – тоже.

Сестры переглянулись. Теперь они союзницы.

– Мам, ты что, ушастую защищаешь? – удивляется Тулла. – Мы к этой змее всем сердцем… А она…