Кембрия. Трилогия (СИ)

– Тише, дочки. Говорите по одной. У меня–то уши не ворочаются! И – заходите.

Пока выговариваются, можно сесть на кровать, обвести комнату взглядом. Не только девочки. Еще и зятья, и жених Эйлет, которая, наконец, решила заговорить. Спокойно, аж мороз по коже. Не вопросы – то ли размышление, то ли уже решенное.

– Я, пожалуй, уговорю мужа вернуться в Африку. Не хочу, чтобы наших детей саксы вырезали!

Магистр оффиций улыбается.

– Там хорошо, где нас нет… Тут саксы, там арабы. А еще в жарком климате женщины быстрей стареют.

Вот она, римская сноровка в обращении со словами. Что дочери какие–то неверные? Не эхо даже – отголосок эха. Эйлет живых саксов не испугалась. Зато морщины страшны и героине… Что такое ранняя дряхлость, девочка знает. Видала и сборщиц ракушек, и тех, что таскают на заболоченные поля навоз, пока их мужья и братья подсыпают песок. За иными могла следить – скажем, на рынке, где тяжелая корзина, которую приходится таскать на голове, превращает девочку в старуху за время, за которое богатая горожанка не успевает толком расцвести.

Подействовало. Дочь поменяла планы. Немного.

– Можно в Мерсию переехать. Там камбрийцев принимают…

Сговоренный жених только пожимает плечами.

– Да, мне стоит поговорить с королем Пендой…

Раньше, когда Эмилий изображал торговца, слова выбирал другие – прямей, резче. Теперь – не так. Кажется, сказал одно, на самом деле – другое. Ведь не согласился с невестой, только сделал вид. На самом деле показал, что у него есть дело к Мерсийцу, и что вовсе не против покинуть место семейной свары. Глэдис сообразила: это хорошо. Отложит главный разговор.

– Так ступай теперь же. Дело есть дело. Кстати, работа есть у всех.

– Так нас ведь тоже будут спрашивать! И еще как!

Хороший вопрос – на него ответить можно.

– Всякого, кто будет задавать вопросы, самого спрашивайте. Помнит ли, что у моей дочери большие глаза и острые уши? Помнит ли, что у нее на пальце – рубин, на лбу – белая повязка, а в руках – ивовый посох? Ответ может оказаться или не по уму, или не по чину.

– Есть и хорошие люди, – заметил Кейр, – уважаемые… Не обиделись бы.

На его слова кивнула не жена – маленькая Сиан.

– Кто обидится – тот или недостаточно хорош, или не заслуживает уважения, – сказала Глэдис. – Считает себя умней сиды и выше… как это называется, совет при императорах?

Она повернулась к Эмилию.

– Консистория, – сообщил римлянин. – В нее совершенно точно вхожу я, патриарх, вторая императрица, наследница, начальник дружины. Все. Другие должности пока не заняты. И раз святая и вечная не созывала нас…

Развел руками.
Мол, если мы не знаем, то остальным тем более знать не положено. Только… Не созывала – не значит, что не говорила. Можно попробовать надавить. Но римлянин не сида, врать умеет. Это раз. Разговор может закончиться демонстрацией того, что место матери святой и вечной отныне ниже, чем у магистра оффиций. Это два. Значит…

– Вот и все. Вечером, как закроемся – договорим. Сейчас у всех есть дело!