Кембрия. Трилогия (СИ)

У Эмилия – к королю Пенде.
Нельзя заставлять важнейшего союзника беспокоиться… слишком долго. Своевременность – основа дипломатии! Еще хорошо, что одни из ворот заезжего дома смотрят в сторону города. Не нужно петлять по улочкам предместья. Короткая прямая дорога… и на той – люди. Там зло косятся на «Голову» и вслух говорят, что с уходом сиды Британия пала. Случаются и прибавления: мол, если бы рыжая выбрала нашу семью, все вышло бы иначе… Как будто святая и вечная выбирала! Когда защитница христиан спасла город, но свалилась изломанной куклой – кто возмутился, что сида брошена в застенок? Тогда Немайн была лишь нечистью холмовой – для всех, кроме Дэффида ап Ллиувеллина и его семьи.
Зато теперь всклокоченный бард поет песню о третьем великом предательстве. Первое совершил Вортигерн, что призвал саксов на землю Британии. Второе – Мордред, племянник Артура, не ко времени решивший тягаться с дядей за престол. Третье… теперь. После каждой строфы бард переспрашивает, кто виноватее? Кто ударил в спину сиде больней и тяжелей? Поджигатели начали, Кейндрих–ревнивица – добавила, королевские склоки продолжили, Сенат дополнил, семья завершила.
Нехорошая песня. Пришлось шагнуть в сторону певца, народ размыкается. Тем, кто еще не знает Эмилия из Тапса – цвет военного плаща говорит достаточно. Не пестрая расцветка клана, не багрец королевской службы… В Камбрии у белизны одежд немало значений. Белый – цвет священства и друидов, цвет фэйри и ангелов, цвет смерти и жизни вечной. Теперь еще – и цвет службы Республике.
Знак высшего чиновника здесь, в Кер–Мирддине, еще не узнают – но золотой циркуль, вышитый на квадратной вставке, выглядит достаточно внушительно и значимо. Настолько, что певец умолкает, хотя наглость местным фиглярам выдают в утробе матерей. В Камбрии даже у бродячего певца есть надежда встать на дорогу почестей, ведущую к сытному и почетному месту при королевском дворе. Был бы дар затрагивать души ритмом слов, звоном струн, течением голоса – неважно!
Этот – именно бродячий, причем из держащих нос по ветру: поет ни в склад, ни в лад, на земле тарелка для пожертвований. Здесь это ново. Обычно барды сговариваются за ночлег, стол, одежку… Да и нечем было платить уличным певцам – до того, как из Кер–Сиди расползлись маленькие кусочки кожи с отпечатком мизинца святой и вечной. На обороте – никаких обещаний о размене. Просто: «один обол». Но надо же – ходит не хуже, чем в Африке – медяки!
Судя по количеству клочков кожи в деревянной тарелке, этот уже наработал на обед.