Кемер в объятиях ночи

И что-то он еще тогда нес безумное, этот господин Волков. Состоятельный человек и бывший красавец. По всему было ясно, что мужик сломался. Но, кстати, всякой заразы и сифилиса Волков остерегался очень даже обосновано.

А вот Тарасик, который после срочной службы пошел в военное училище, уже с сорока лет был уже военный пенсионер. Кстати после ухода в отставку он кардинально поменял свой имидж. Компенсируя себе за все те годы, проведенные в форме, он уже не носил костюмов, черных ботинок, а обычно ходил в джинсах (хоть и очень дорогих) или свободных брюках, куртках, кроссовках и зачем-то отрастил волосы на затылке, которые заплетал в небольшую косичку. Спереди же у него была приличная залысина. Теперь его уже не принимали за милиционера, как это нередко бывает с бывшими военными или работниками спецслужб в отставке. Тарасик кроме хвостика-косички еще завел себе и искусственную небритость — щетину, которая, как и любая борода, несколько его старила.

— Ты еще в ухо вставь серьгу, полковник! Будешь поход на монстра рока! — подколол его Григорьев.

— И вставлю!

Обожал он и перстни. Вот откуда такое в человеке?

Был у него и какой-то бизнес, а для души — школа боевых искусств на Петроградке, которую он опекал и которой, по сути, владел на паях с другими серьезными людьми. У него был сын подросток четырнадцати лет, к большому удивлению Григорьева, типичный маменькин сынок из тех, которого и близко нельзя подпускать к армии, чтобы ненароком никто не обидел. Тарасик, понимая это, уже готовил почву для белого билета, несмотря на то, что сам прошел довольно суровую срочную службу и еще служил дальше. Он так и сказал Григорьеву, кивая на сына: «Его в армию посылать никак нельзя, ты же понимаешь?» Мальчишка был пухлый, абсолютно несамостоятельный, спортом не занимался, целыми вечерами сидел за компьютером. Как-то раз Тарасик взял его с собой в баню, Григорьев увидел там словно розового поросеночка с жирком, который, когда его привели в парную, захныкал, мол, ему жарко, нехорошо. В баню для него специально приносил пластиковый тазик и подстилку, дабы ничем не заразиться (жена настояла). Впрочем, Тарасик был любящий отец и сына обожал. Жена Тарасика, довольно миловидная женщина, в жизни никогда не работала, а тут вдруг решила заняться распространением пищевых добавок что-то типа «Гербалайфа», но только под другим названием, но так как продавать, кроме двух-трех подруг, было некому, то она потребляла это дело исключительно сама. Для оттяга Тарасик подкупил себе небольшую квартирку в полуподвальном этаже дома на Малом проспекте, соорудив там самую настоящую сауну с небольшим бассейном. Там была обустроена и комната отдыха с огромной кроватью, куда Тарасик регулярно приводил подруг и проституток. Жена вряд ли знала об этой его собственности и другой стороне жизни мужа. Григорьев изредка там тоже бывал. Однажды Тарасик пригласил двух подружек, Григорьев не собирался вступать в близкие контакты из-за банальной боязни заразиться, поскольку тогда еще был женат, но тут красивая деваха попросила его сделать ей массаж, Григорьев отказать даме не смог и далее ситуация уже не контролировалась, потому что все они еще и хорошо выпили. Вроде бы тогда пронесло, но Тарасик и в этих делах был как атакующий танк, или же солдат-камикадзе — ничего не боялся и оттого постоянно лечился у венеролога. Однажды туда же на квартиру привел одну необыкновенно красивую девушку, но явно с самой оживленной улицы. Тогда Григорьев трахать ту девку без презерватива наотрез отказался, а Тарасик трахнул и заразился гонореей. В периоды, когда он лечился, то придумывал целые спектакли и невероятные причины, чтобы в это время не вступать в близость с женой, которая не то, чтобы была нимфоманкой, но уважала порядок и регулярный секс. Применение презервативов между супругами изначально не было принято. Контрацепция была другая: то она таблетки принимала, то вставляла кольцо, а то говорила Тарасику кончать мимо, для чего у нее под подушкой для таких случаев уже лежала наготове специальная тряпочка.

Кстати, Тарасик про эти женские истерики по поводу сына сказал Григорьеву так: