Кемер в объятиях ночи

Чтобы найти себе компанию на отдыхе, главное правило такое: надо сразу же участвовать во всех мероприятиях, которые тут проводятся, и тогда с кем-нибудь обязательно да познакомишься, а потом вечером будет совместная выпивка и далее начнутся другие знакомства уже через этих знакомых. Те женщины, которые Григорьеву нравились, все были с попутчиками, или же слишком молоды, чуть ли не с родителями и непременно в компании. Здесь можно попасть в дурацкую ситуацию. Однажды подобным образом Григорьев познакомился и недолгое время ходил третьим вместе с матерью и дочкой лет девятнадцати, которые, впрочем, выглядели они, если смотреть издали, скорее как сестры. Они, эти мать с дочкой, посещали ночные клубы и дискотеки, что-то или кого-то там искали, и, вероятно, им просто удобно было ходить туда с мужчиной хотя бы с точки зрения безопасности. Это и заняло-то, кажется, всего разве что два-три вечера, но Григорьев, помнится, совершенно не представлял, как себя с ними вести. Ведь сперва он познакомился с дочерью, а только потом уже через нее уже и с матерью. Естественно, с матерью он никогда знакомиться бы и не стал. И теперь волочиться при матери за дочерью ему было неудобно, а за мамашей — просто неохота, да и как-то неприлично при дочери. Обычно дети такие дела воспринимают всегда очень ревностно, поскольку считают, что родители должны принадлежат только им. Это уже становясь старше, заведя собственную семью они пытаются и родителя куда-нибудь пристроить, главным образом чтобы избавиться от надоевшей опеки. Впрочем, один приятель рассказывал Григорьеву, что, отдыхая однажды на юге, тоже попал в схожую ситуацию и трахнул сразу обоих: и мать, и дочь. Причем, он рассчитывал тогда только на мать, которая сама же его на танцах и склеила с явными намерениями, а дочь подключилась к этому делу чуть позже и как-то уж совсем неожиданно.

Дозы спиртного в местном баре выдавали по объему очень небольшие, а мужчинам еще и явно разбавляли. К тому же за каждой порцией нужно было стоять пусть и небольшую, но очередь, поэтому напиться было технически довольно сложно, хотя некоторые как-то и ухитрялись. А впрочем, чего тут ухитряться-то: вышел на улицу, купил бутылку ракии и пей себе, сколько хочешь, хотя Григорьев не замечал, чтобы кто-то подливал из-под стола, впрочем, специально и не присматривался. Но тут уже получалось нарушение святого принципа «все включено».

Бесплатная выдача спиртного заканчивалась ровно в одиннадцать вечера, причем всегда минута в минуту, и далее бар работал уже за деньги. Территория вблизи бассейна тут же и пустела, хотя некоторые компании оставались выпивать и за деньги. Впрочем, пить тут было не дороже, а то и дешевле, чем нынче в любом российском кабаке. Остальные же отдыхающие растекались из отеля по ближайшим улицам, дискотекам и ресторанчикам. Там пить было и веселее и разнообразнее.

И получилось, что в первый вечер пребывания Григорьев так никого себе по душе и не нашел. На второй день — тоже.

Вечером второго дня в баре снова увидел Валеру с тощими ногами. Мужик был уже хорошо поддатый, язык у него заплетался. Развалившись в пластиковом кресле, он учил новеньких, как надо занимать лежаки:

— Тут есть два варианта: рано вставать, прийти на пляж или к бассейну и положить на лежак полотенце, или же делать, как я делаю: есть такой пляжный человек…

— Бич-бой!

— Точно, этот самый хуебой и есть! Ты ему говоришь: займи мне лежак, я тебе заплачу! Но не плати.

— Так он потом в другой раз не займет…

— Не бойся: займет — никуда не денется! Ты ему только скажи: заплачу позже — «лэйта!» Но не плати!

Потом язык у Валеры уже заплелся окончательно, и он наконец заткнулся. Он не протрезвевал уже, наверное, изначально, подозрительно икал и вид имел такой, что вот-вот сблюет.

Появился в бар выпить и Николай Павлович, с которым уже два дня играли в волейбол в одной команде, и которого Григорьев по свойски называл Палыч. Мужик был уже прилично за пятьдесят, с брюшком, но очень бодрый. Жена, с которой он приехал, была значительно моложе его, хотя и не слишком молода, чтобы разница в возрасте бросалась в глаза — лет тридцати пяти или даже ближе сорока. Каждый день она заботливо намазывала Палыча защитным кремом от солнца, а он, в свою очередь, с видимым удовольствием, ее. Молодая жена Палыча вела себя, как и подобает ситуации: не сильно красилась, купальник имела не слишком открытый, с другими мужиками не кокетничала и не таращилась с открытым ртом на мускулистых пляжных красавцев.

Палыч довольно неплохо и, главное, азартно, со вскусом играл в волейбол, и все, кроме Григорьева, обращались к нему попросту «батя», даже турки, которые считали, что это и есть его настоящее имя. Григорьева же местные турки почему-то стали с самого начала называть «брат».

В этот момент Валера наконец-таки сблеванул на землю прямо у стойки. Кто-то в очереди взвизгнул и шарахнулся в сторону.

— Начинаешь понимать, за что здесь русских не любят… — пробормотал Палыч, отворачиваясь с гримасой отвращения. Этим вечером он вышел без жены.

Григорьев только пожал плечами: