Кемер в объятиях ночи

— А где русских любят? Это уже врожденная историческая нелюбовь к русским, встроенная в генетику народов, такая же, как страх змей и пауков.

Потом Палыч ушел, зато подошел светловолосый мужик с пивом в руке по имени Влад, родом откуда-то из центральной России, с которым тоже познакомились на волейболе. На шее у Влада висела массивная золотая цепь с таким же огромным крестом и еще у него был жестокий насморк. Жаловался, что пока летел, чуть не оглох. Выпили за знакомство.

— Чем зарабатываешь на жизнь? — между прочим спросил Влад у Григорьева.

Григорьев ответил, и в свою очередь поинтересовался:

— Сам-то чем занимаешься?

— Да херней всякой. Короче, свой бизнес, — ответил Влад, с шумом отсмаркиваясь в бумажную салфетку.

Как оказалось, занимался он кормами для животных. Имел свой магазинчик и не бедствовал, хотя текущих проблем, как и любой человек, занимающийся в России малым бизнесом, имел выше крыши. С его слов, все чиновники его за что-то ненавидят. Пожалуй, кроме одного, которому он бесплатно поставлял корма. У того чиновника были две здоровенные кавказские овчарки — охраняли дачу. И жрали эти овчарки очень много. Возил он корм туда мешками.

На сцене, где как всегда в десять часов началось что-то вроде художественной самодеятельности под названием «анимация», там же появилась, шатаясь и приплясывая, развеселая парочка: женщина небольшого роста в отрытом купальнике, довольно пьяненькая, груди болтались, за ней тащился пузатый, еще более поддатый мужичонка в одних плавках. По вечернему времени это было уже не вполне прилично. Григорьев женщину узнал. Она была мамой одной из здешних Машкиных подружек, той самой, которая из Твери. Эти двое стали пританцовывать у эстрады совершенно не к месту и не в такт музыке да еще со стаканами, полными напитков, откуда содержимое выплескивалось на ноги зрителям. Их гнали, но они не уходили. Появилось ощущение скандала, но потом это как-то само собой рассосалось, и наконец началось представление, как обычно, совершенно дурацкое.

Итак, прошло полных два дня. Машка завела себе компанию, к морю почти не ходила, а почти все время проводила с новыми друзьями у бассейна на территории отеля.

За эти дни у Григорьева уже окончательно сложился свой четкий распорядок. Он вставал в семь, шел на пляж купаться, долго плавал, потом завтракал, затем опять шел на пляж, читал книжку, купался, в двенадцать уходил в бар у бассейна пить пиво, потом обедал, после этого спал час в прохладном номере под кондиционером, затем в три садился в тени у бассейна снова пить ледяное пиво, потом ровно в полчетвертого начиналось водное поло, где он всегда участвовал, потом снова шел на пляж, купался, играл в волейбол, после матча снова купался, шел в сауну, оттуда в турецкую баню «хамам», затем на завтрак, потом час отдыхал в номере и выползал уже в девять после захода солнца опять же в бар к бассейну выпивать, смотреть дебильные шоу и общаться с людьми. Последним номером шла прогулка по улице и затем где-то в час ночи он ложился спать.

После окончания шоу некоторая часть народу валила через дорогу на дискотеку JEST (по-английски это означало «шутка», а русские называли ее попросту Жесть). По вторникам и пятницам там устраивали пенные вечеринки, то есть танцующих в определенный момент заливали пеной. Подростков туда тоже пускали. Машка прошлой ночью явилась оттуда вся мокрая с головы до ног, туфли были испорчены. Впрочем, на «Жесть» ходили дети и помладше Машки, да и народ гораздо постарше Григорьева туда забредал, но существовало одно обязательное условие: мужчина входит туда только с дамой, лишь тогда вход для него бесплатный. Знакомые женщины звали и Григорьева пойти, и он собирался туда в самое ближайшее время, например, завтра.

На следующий день сразу же после завтрака они отправились с Машкой на экскурсию в Анталию. Опросив соседей по автобусу, Григорьев узнал, что гид все-таки продал им путевку в два раза дороже, чем она стоила. Тут это было в порядке вещей.

В целом экскурсия получилась неинтересная. Половину поездки, как это обычно водится, их возили по магазинам и торговым центрам, то есть была сплошная тоска и смертельная скука. Машка всю поездку ныла, настаивала купить ей кальян, даже пыталась прямо в магазине устроить скандал с рыданиями. Григорьев этот напор стойко выдержал. В их роду никто не курил.